Идеальная девушка - Рут Уэйр

Перед праздниками Ханна лелеяла надежду, что одержимость Уиллом как-нибудь рассосется. Шести недель должно было хватить, чтобы забыть его усмешку, длинные, тонкие кисти рук, взгляд, брошенный на нее через переполненную СКО, улыбку, зажигающую свет в сердце. Но одно-единственное сообщение показало, что Ханна обманывала себя. Уилл по-прежнему ей нравился. И это совершенно точно делало ее худшей лучшей подругой.
Вместо ответа Уиллу она, пытаясь заглушить чувство вины, написала Эйприл:
«Как ты там? Поздравляю с Рождеством! Надеюсь, у тебя все отлично».
«Спасибо, – ответила Эйприл. – Жуткое дерьмо, а не праздник. Правда, подарили сумку от Баленсиаги, так что нет худа…»
Через несколько секунд:
«А ты как отметила?»
«Нормально. Правда, мне сумок от Баленсиаги не дарили. И добро, и худо в одном флаконе».
«Ха-ха», – и Эйприл прислала картинку хохочущего лягушонка.
Поезд приближался к Оксфорду, и Ханна испытывала не тоску по дому, а нечто прямо противоположное, сродни радости от возвращения домой. Мысль о Пелэме, Эйприл и квартирке в старом корпусе заставляла ее улыбаться от счастья, которое не могли омрачить никакие подати.
Выходя из поезда, она увидела впереди Райана и побежала за ним, беззастенчиво расталкивая других студентов на перроне. Бежать было трудно – на спине рюкзак, в руках чемодан – однако она догнала приятеля у барьера билетного контролера. Райан в этот момент начал рыться в карманах в поисках бумажника.
– Райан! Как встретил праздник?
– Эйяп, Ханна Джонс! – по-йоркширски приветствовал ее Райан с улыбкой до ушей и заключил в медвежьи объятия. – Как дела, котенок?
– Хорошо. А у тебя?
– Малина! Хорошо отпраздновал, но обратно тянет.
– Могу поспорить, ты соскучился по Эмили.
– По сексу точно соскучился.
Ханна невольно закатила глаза.
– Тебе прекрасно известно: даже если бы ты был самым смазливым поросенком, Эмили не подошла бы к тебе и на пушечный выстрел.
– Она похожа на всех умных женщин, – ответил Райан, просовывая свою сумку через турникет, – тайком мечтает, чтобы троглодит забросил ее себе на плечо и уволок в пещеру.
Ханна покачала головой, не соглашаясь.
Они взяли такси на двоих и обменивались сплетнями, пока машина тащилась по переполненным улицам.
– Чертовы подати, – простонал Райан, когда Ханна спросила его о подготовке к экзамену. – Да, я подготовился. Хотел бы сделать вид, что мне все побоку, но у меня нет богатенького папочки, способного оплатить новое крыло для библиотеки, если я провалюсь.
– Ой, не надо! – сказала Ханна, несколько уязвленная намеком на Эйприл. – Весь этот треп – «я тусовщица, мне все по барабану» – полная фигня. Она вкалывает как лошадь и чертовски умна.
– Дело не в ней, а во всех таких же, как она, детках из частных школ, до которых вдруг дошло: не каждому суждено стать лучшим на курсе. Взять хотя бы нас с Уиллом. Мы, конечно, приятели. Но только один из нас попадет в самый верх списка. И мы оба этого хотим. Все в Пелэме этого хотят. Однако многие тут скоро поймут, что они теперь не лучшие из лучших.
Ханна рассудительно кивнула. Райан был прав. Пелэм не входил в число откровенно снобистских колледжей Оксфорда, но определенно тяготел к ним. Однако спорт и попойки, популярные в других учебных заведениях, тут не слишком одобрялись. На шкале «делу время, потехе час» Пелэм оставлял для потехи всего несколько минут. Впрочем, успехи в учебе здесь тоже не слишком высоко ставились. Как справедливо заметил Райан, в Пелэм набирали много выпускников частных школ, их здесь было больше, чем в других колледжах Оксфорда. Эти две особенности порождали особую атмосферу, в которой все понимали: академические успехи – еще не все, здесь никого не тянут за уши, здесь нет добреньких преподавателей, поощряющих зубрил или подсказывающих, какие материалы помогут лучше подготовиться к экзаменам. В Пелэме не устраивали дополнительных занятий, мамы и папы не нанимали репетиторов, колледж не проводил летних курсов. Ты был предоставлен сам себе, умеешь – плыви, не умеешь – иди на дно. Ханна все еще не понимала, в какой группе пловцов состоит.
* * *
– Ханна-а-а!
Крик резанул по ушам, когда Ханна открыла дверь квартиры. Через гостиную, чуть не сбив ее с ног, с распростертыми объятиями вихрем налетела Эйприл.
– Ты как? – Ханна со смехом опустила на пол чемодан и обняла подругу. – Очень жаль, что тебе пришлось скучать на Рождество.
– Скучать не то слово – я вляпалась в большую вонючую кучу дерьма, – заявила Эйприл, плюхнувшись на диван. – Если бы не сестра, ни за что больше не стала бы туда ездить.
– У тебя есть сестра? – удивилась Ханна. Эйприл никогда не упоминала, что она единственный ребенок в семье, но Ханна почему-то думала, что так и было.
– Да, ей одиннадцать лет, оторва, но я не оставила бы наедине с родителями в Рождество даже собаку. Ой, кстати!.. – Рука Эйприл метнулась за маленьким подарочным пакетом, лежащим на столе перед диваном. – Я тебе кое-что привезла.
– Мне? Эйприл, ну зачем ты…
– Поздно возражать, переживешь.
Ханна освободилась от лямок рюкзака и села в кресло перед камином. Пакет был маленький, белый, из твердого картона с ручками из толстой черной корсажной ленты. Внутри лежал какой-то миниатюрный предмет, завернутый в зеленую рождественскую бумагу. Ханна осторожно вынула сверток, отцепила клейкую ленту и увидела маленькую, блестящую, как жемчуг, шкатулку.
– «Шантекалье», – прочитала вслух Ханна. Она не слышала о таком бренде, но по виду упаковки и по тому, какой приятной она была на ощупь, сообразила, что ее невежество было скорее всего связано с непомерной ценой – такие вещицы не продавались в отделе косметики магазинов «Супердраг».
– Что это? Лак для ногтей?
– Губная помада. Надоело смотреть, как ты пользуешься колесной мазью, которую называешь косметикой. – Эйприл забрала шкатулку из рук Ханны, открыла крышку и скомандовала: – Открой рот.
Ханна подчинилась, раздвинув губы в натянутой улыбке, какую маленькие девочки перенимают у мам, наблюдая за ними в зеркале, и закрыла глаза. Эйприл провела по губам Ханны помадой таким сексуальным жестом, что у нее по спине побежали мурашки. Открыв глаза, она увидела самодовольную ухмылку подруги.
– Я знала! Взгляни в зеркало.
На Ханну из зеркала смотрела она и в то же время не совсем она. Губы новой Ханны стали мягкими и приобрели темно-розовый оттенок, будто приглашающий к поцелую. Цвет помады был ярким и броским, однако рот ни капли не напоминал клоунскую маску, а ведь именно такой эффект создавала ее прежняя помада. Просто идеальный тон.
– Спасибо! – сказала Ханна и, сама того не ожидая, обняла Эйприл, прикоснувшись к тонким, почти птичьим