Лёгкое Топливо - Anita Oni
Наконец он встряхнулся и одним рывком принял вертикальное положение.
— Ну рассказывай, — предложил Блэк невозмутимым тоном, — что значит эта песня конкретно для тебя? Уверен, есть официальная трактовка про диаспоры и всё такое. Мне это не интересно. Что есть Homelands для Налы?
— Всё, чего хочешь, ты должен понять, — повторила она, не двигаясь, не меняя позы. — Здесь кроется особая философия: прежде чем стремиться к чему-то, следует изучить смысл этого действия и возможные последствия. Ведь причина, по сути, есть у всего. И это видишь, когда держишь частичку мира в своих руках. А когда отпускаешь её — всё рушится.
— Стало быть, пресловутое умение отпускать для тебя — крах всему?
— Это не о том, чтобы отпускать, Алан. — Девушка поправила волосы и развела руками. — Это о бездушии. Игнорировании. Обо всём, что ты решил вышвырнуть из своей жизни. Как только ты принимаешь такое решение, весь мир делает шаг вперёд к бездне. И это касается каждого. Homelands для меня — это не конкретная страна. Не Англия и не Индия. Это весь мир, и прежде всего собственное сердце.
— Сильно, но слишком общо, — возразил Алан, заглянув в холодильник и заставив несговорчиво цепкую боковую полку расстаться с бутылкой воды. — А конкретика есть?
Нала мягко рассмеялась и вытянулась на диване, обернув ноги пледом.
— Конкретика — есть, — подтвердила она, протерев очки и водрузив их на нос. — В детстве мой дом был там, где мы с мальчишками играли в футбол на лужайке за детской площадкой. На этой самой площадке. За школьной скамьёй, где я считала ворон под окном, когда очередной одноклассник мучительно долго читал по слогам первую главу книжки, которую я закончила неделю назад. На приёме у окулиста, в расплывчатых кракозябрах на стене с пузыристой штукатуркой. За большим семейным столом, когда съезжались все родственники и не умолкал смех и шутки на двух языках. На веранде, где дедушка Санджай рассказывал мне сказки о далёких краях, знакомых мне по атласам, картам и фотографиям. Как-то раз он обмолвился, что там его дом. Я и не знала до этого, что дом может быть так далеко. В гипотетической реальности со снимков. Позже я, конечно же, побывала в Индии и вообще за границей — Франция, Монголия, Непал… Хотела даже поступать в Сорбонну, только мама уговорила остаться на родине, самое большее — санкционировала переезд в Лондон. Но то самое чувство, что у кого-то, оказывается, дом может быть не таким, как у меня, я помню достаточно остро. Так для тебя достаточно конкретно?
— Достаточно, — согласился Блэк, к этому времени успевший выпить всю воду и прикончить половину персика, обнаруженного в вазе для фруктов. — Пожалуй даже чрезмерно. Перейдём к более приземлённым темам: что сегодня на ужин?
— Масала, конечно же, — без запинки ответила Нала. — Разве ты не читал надпись в прихожей?
Алан цокнул языком: он-то надеялся поставить её в тупик своим вопросом. С другой стороны, люди, у которых на всё имелся своевременный ответ, нравились ему куда больше.
— Готовим или заказываем?
Уточнял на всякий случай: он ведь уже успел ознакомиться с содержимым холодильника, изобиловавшего продуктами — при таких исходных данных вызванивать доставку не представлялось разумным.
Ответ был очевиден. Блэк пожал плечами: масала так масала. После музыкальной паузы такое продолжение вечера являлось более чем оправданным.
[1] Den of Nala — No Shoes, No Drama, Just Masala — убежище (логово, база) Налы. Никакой обуви и драмы, только масала.
[2] Shall we shag now or shall we shag later? — Займёмся любовью сейчас или позже? Одна из известных цитат Остина Пауэрса.
Сцена 18. …And masala
Алан считал приготовление пищи на базовых началах неким устаревшим действом, сродни вспахиванию полей мотыгой в порыве чувственной тоски о «старых добрых временах».
Современный мир изобиловал фанатиками в белых колпаках, готовыми сутки напролёт стоять у плиты, трансформируя на поток пресловутую materia prima [1] — так почему не воспользоваться их любезной доступностью и не перепоручить им столь пустое, но — увы — необходимое дело?
Тем не менее, время от времени его посещало своего рода кулинарное вдохновение, тогда Блэк мог соорудить целое произведение недолговечного искусства — скажем, ризотто с трюфелями, идеально прожаренный стейк, лосося на гриле или даже шоколадный торт по шведскому рецепту. С каплей коньяка (личное ноу-хау).
Но масала? Так далеко его эксперименты не заходили.
Он открыл кран. Подождал секунд десять, налил воды в стакан, залпом выпил.
На самом деле, Алан куда больше уважал водопроводную воду — опять-таки, не из экономии, а из принципа. Людей, покупающих бутылки при наличии питьевой воды в лондонских кранах (после установки качественного фильтра так и вовсе чистейшей) он считал неисправимыми дебилами и был бы рад обязать их помимо прочего платить налоги на воздух и грязь под ногами, коль скоро они такие тупые. У себя дома он тем не менее держал стратегический запас «Evian» — стекло, разумеется, не пластик (ещё и лимитированная коллекция). Отчасти на случай отключения воды, но куда больше ради гостей. Чтобы можно было за столом предложить им кристально чистой минеральной водицы в эксклюзивном оформлении от модного дизайнера, а самому пить прямо из крана, наблюдая весь этот цирк.
Пока он улыбался своим мыслям, Нала подошла к нему сзади и мягким лаконичным касанием попросила подвинуться. Набрала воды в бутылку и поставила её в холодильник.
В этот момент он понял, что вновь недооценил свою юную знакомую.
— Давай проясним один момент, — предложил он, — ты из смешанной семьи, так?
— Отец родился в семье эмигрантов. Двойных эмигрантов, если хочешь: когда он и его старший брат выросли, мои бабушка с дедушкой вернулись в Индию. Сказали, довольно с них холодов и дождей, и щемящей тоски по родным краям. Они так и не сумели ассимилироваться — да и не желали. А вот папа остался здесь, работает фармацевтом. У дяди свой магазин в Саутхолле. А мама — англичанка, преподаёт литературу в старших классах.
Алан вздохнул. Мать-преподавательница — как ему это было горько знакомо… Его мама, Лерисса Блэк, свыше четверти века вбивала в головы нерадивых дарований католической грамматической школы святого Бернарда [2] французский язык. У школы даже девиз был французский: Dieu Mon Abri.
Господь — моё прибежище, как бы не так!
Стоит ли упоминать, что он был обречён посещать эту школу с одиннадцати до восемнадцати лет и изучать язык
