Умница - Хелена Эклин
Поэтому я поспешила сказать:
– Мне хорошо и спокойно со Стеллой, это и есть мой отдых.
За обедом в кафе Стелла наотрез отказалась притронуться к своему любимому вегетарианскому бургеру (который я второпях разложила на составляющие) и жареной картошке. Ругаться в этот чудесный выходной совсем не хотелось, так что я попросила официанта упаковать еду с собой и запихнула контейнер в сумку. Когда мы выходили из кафе, Пит неожиданно воскликнул:
– О, привет!
Перед нами стоял Ник, муж Эмми, который тоже был на дне рождения Стеллы. Он с чрезмерной теплотой поздоровался с нами и кивнул на Лулу, пьющую сок из маленькой упаковки.
– Сегодня у нас «папник» – папин день, – пояснил он. – Каждую субботу я беру Лулу на прогулку, чтобы Эмми с малышкой отдохнули.
– Отдых с малышкой, – повторила я. – Наверняка она это ценит.
К моему удивлению, Стелла подошла к нам сама и даже дружелюбно подняла руку. Лулу лишь лениво пошевелила пальчиками, но тут Ник слегка подтолкнул дочь.
– Иди поиграй со Стеллой.
Лулу с явной опаской повиновалась. Вскоре Стелла отыскала рычаг, смыкавший челюсти горного льва, голова которого стояла неподалеку. Она дала Лулу пощелкать ими.
Ник и Пит увлеклись беседой – они горячо обсуждали, стоит ли Питу отпустить бороду. Я отошла в уборную и склонилась над раковиной с новым приступом тошноты. Это не помогло. Когда я вернулась, Лулу уже держала Стеллу за руку. Та, к моему изумлению, была совсем не против.
– Можно нам на площадку? Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста! – запричитала Лулу.
Я уже начала подбирать предлог для отказа, но тут Пит перехватил инициативу.
– Отличная мысль! – поддержал он, а по пути шепнул мне: – Ей надо побольше двигаться. В ее возрасте я носился на велике по всему району.
На площадке Ник и Пит начали весело гоняться за девочками, изображая чудовищ. К ним охотно присоединились и другие дети, обрадованные тем, что наконец-то нашлись взрослые, готовые оторваться от своих телефонов. Единственная скамейка оказалась занята, и мне пришлось устроиться на неудобном искусственном камне. Вообще, Стелла недолюбливала детские площадки, но сегодня со смехом и визгом улепетывала вместе со всеми от пап-монстров, которые грозно рычали и размахивали руками.
Спустя некоторое время Пит ушел за кофе, а Стелла, потеряв интерес к игре, стала наблюдать за другими детьми со стороны. Я вспомнила, как Бланка часто смотрела на нее с тем же бесстрастным выражением. Уж не знаю почему, но она редко присаживалась, пока работала у нас дома. Она была не из тех, кто любит усесться на полу и рукодельничать, но и на телефон никогда не отвлекалась. У Бланки был удивительный талант одновременно и присутствовать, и словно бы отсутствовать.
Меня неприятно кольнуло это выражение на лице Стеллы. Я подошла к ней и встала рядом. Помню, мы как-то ехали на машине, и она вдруг спросила: «А когда лемуры мурлычут?» А потом, не дождавшись ответа, сама пояснила: «Когда представляют себя кошками». Так у нас появилась игра – придумывать названия книжек о животных, которые выдают себя за других:
Мур, я – лемур.
Гав-гав, я спокоен как удав.
И-го-го, не вижу клюва своего.
Время от времени кто-нибудь из нас вновь затевал эту игру.
– Мур, я – лемур, – сказала я. Стелла молчала. Может, не услышала? – Мур, я – лемур, – повторила я.
Обычно она тут же откликалась – без всяких раздумий. Но сегодня меня ждала тишина. Неужели она забыла про нашу забаву?
– Стелла? – позвала я, но она никак не отреагировала. – Мур, я – лемур! – повторила я – теперь уже с тревогой.
Стелла моргнула и, словно проснувшись от дремы, встряхнулась.
– Ква-ква, я – сова, – наконец отозвалась она. Никогда еще она так долго не раздумывала над ответом.
Сейчас
11
– Вы не приняли изменений в Стелле, – произносит доктор Бофор.
Хотя сейчас только половина третьего, зимнее небо за окном уже потускнело. После утреннего сеанса Розмари, здешний директор, познакомила меня с расписанием терапевтических занятий на сегодня. Вот только мне сейчас не до восстановительной йоги и плетения корзин. Я должна донести до доктора Бофор всю правду. Прошлый раз был не вполне удачным, поэтому мне пришлось попросить о второй встрече.
– Я вовсе не против ее перемен, – объясняю я. – Просто они… словно бы неестественны для нее.
Доктор Бофор склоняет голову набок.
– Стелла начала вливаться в коллектив, – замечает она и делает небольшую паузу. – Но вам трудно с этим мириться.
– Я же сама мечтала об этом. Боялась, что она останется одна. Мне так хотелось увидеть, как она крутит колесо на пляже, самой заплести ей косички, – говорю я и, спохватившись, зажимаю себе рот здоровой рукой. Подумать только, я ведь впервые делюсь такими откровениями. – Я просто не хочу, чтобы она потеряла себя ради адаптации.
Доктор Бофор пожимает плечами.
– Но дети постоянно меняются, верно? Когда мы говорим о ребенке, о человеке, который еще только формируется, сложно однозначно определить границы его истинного «я».
Больная рука глухо ноет. Да, я понимаю, о чем говорит доктор Бофор. Здравый смысл подсказывает, что новая Стелла и есть настоящая. Что та яркая, любопытная, умная девочка была лишь мимолетным этапом, а эта, скучная и безликая, останется навсегда.
В ту ночь, когда Стелла появилась на свет, я словно бы ощутила тайную сладость самой сути бытия. Помню, как подумала: что бы ни случилось и кем бы она ни стала, пусть даже серийной убийцей, я всегда буду ее любить. И что с того, что огонек в ней угас? Мою любовь это не поколеблет.
Баюкаю руку на коленях. Может, в ней уже началось воспаление, и если так, то я это заслужила. Нужно собраться, но сил почти не осталось. Откидываюсь на мягкие подушки дивана и накрываюсь шерстяным пледом. Я поклялась, что ради Стеллы пойду на все. Даже под поезд прыгну, если понадобится. Куда легче вот так мгновенно пожертвовать собой, чем наблюдать, как твой ребенок медленно превращается в чужого человека.
Тогда
12
По пути из заповедника Пит буквально сиял.
– Ник сказал, что попросит Эмми устроить девочкам встречу, чтобы они наигрались вдоволь, – сказал он, явно надеясь на то, что день рождения и все неприятные воспоминания о нем скоро забудутся. Он потрогал щетину на подбородке и усмехнулся: – Знаешь, а может, я и впрямь отпущу бороду.
Дома Пит с энтузиазмом заявил, что сам займется ужином.
– Нужно брокколи приготовить, – сказала я. – Стелле надо как можно скорее поесть.
– Нет-нет, – перебил он, шутливо пригрозив мне пальцем. – Шарлотта, дай другим о тебе позаботиться. Иди отдохни.
– Спасибо, дорогой, – ответила я.
Ник, изображавший монстра на детской площадке, наверняка считал, что его отцовские обязанности этим исчерпываются. Он постоянно репостил записи активистов движения за права мужчин. Сомневаюсь, что он вообще хоть раз в своей жизни готовил или мыл посуду, – и уж точно никогда не брал на себя и то и другое разом. Мне с Питом повезло – он на помощь не скупился, когда был дома.
Я растянулась на диване в гостиной. Стелла сидела за журнальным столиком и что-то писала в блокноте с забавным названием «Планы по захвату мира» – его подарила Дайан, мать Пита.
– Что ты там пишешь, солнышко? – спросила я.
– Это секрет, – ответила она, не поднимая головы.
Мне стало не по себе. Секрет? Неужели там то, что мне бы не понравилось? А может, она просто записывает мысли о нас с Питом. В этот момент муж объявил, что буррито готовы и можно идти ужинать.
Стелла сказала, что не голодна, и Пит, не колеблясь, отпустил ее в комнату. У меня не было сил возражать.
– Мне кажется, если мы дадим Стелле чуть больше свободы, ей будет проще общаться с людьми, – сказал Пит, пока я ковыряла буррито.
– В смысле?
– Взять хотя бы сегодняшний день. Ты ушла в уборную, потому что тебе стало плохо. Я болтал с Ником, а девочки остались сами по себе. И отлично поиграли
