Дочь Иезавели - Уилки Коллинз

– Тогда хотя бы назовите ее имя, – взмолился мистер Энгельман. – Келлеру вы, конечно, о ней говорили?

– Ничего подобного. У меня были причины не упоминать при нем ее имени.

– Но мне, Дэвид, вы можете доверить этот секрет. Прошу вас! Я всего лишь хочу послать ей цветы из своего сада. Ее это не оскорбит. Будьте другом, скажите адрес.

Сознаюсь, я совершил ошибку. Размышляя об этом позже, я понял, что так и было. Но цветы мистера Энгельмана – что могло быть невиннее? Когда я назвал имя вдовы, он вздрогнул.

– Это не мать девушки, на которой хочет жениться Фриц?

– Она самая. У Фрица прекрасный вкус, правда? Ведь Мина само очарование.

– Ничего не могу сказать, Дэвид. Я был очарован матерью – и никого больше не видел. А как вы думаете, мадам Фонтен обратила на меня внимание?

– Да, обратила. Я видел, как она смотрела на вас.

– Ну-ка, повернитесь, Дэвид. При свете луны вы кажетесь еще моложе. Интересно, со мной дело обстоит так же? На сколько лет я сейчас выгляжу? На пятьдесят или на шестьдесят?

– Где-то между ними.

Ему было почти семьдесят. Но у кого поднимется язык сказать правду в такую минуту?

Мой ответ поднял дух старого джентльмена, и он осмелился завести речь о покойном муже мадам Фонтен.

– Она его очень любила? Какой он был человек?

Я признался, что никогда не видел доктора Фонтена. А затем, желая сменить тему, спросил, не опоздал ли я к ужину.

– Милый мальчик, полчаса назад все убрали со стола. Но я уговорил нашу нелюбезную экономку оставить вам что-нибудь из горячего. Не ждите, Дэвид, что вас ждет дома приятная встреча. Келлер находится в плохом расположении духа – сначала из-за письма к вашей тете, в котором он выразил несогласие с ее распоряжениями, потом его рассердило ваше отсутствие. «Похоже, к нашему дому относятся как к гостинице, такие вольности я здесь не позволю». Именно так он выразился! Келлер был так разгневан, что я поспешил уйти, чтобы прогуляться до моста. И тут встретил свою судьбу, – прибавил он таким печальным голосом, какого я никогда у него раньше не слышал.

Дома меня ждала прохладная встреча.

– Я высказал вашей тете все, что думаю, – сказал мистер Келлер, – и, наверно, в ответном письме она вас отзовет. А пока, если захотите провести вечер на стороне, предупреждайте кого-нибудь из слуг. – Следующий втык я получил от ворчливой старухи-экономки (домашние звали ее Мамашей Барбарой). Она с таким раздражением швырнула мне блюдо с едой, что удивительно, как фарфор не треснул.

– На это раз так и быть, – сказала она, – но в следующий раз будете есть из собачьей миски.

Назавтра я написал письма тетушке и Фрицу, зная с каким волнением он ждет от меня весточки.

Сказать ему правду? Но он тут же примчится во Франкфурт на пароходе или на дилижансе – что скорее подвернется под руку. Я рискнул написать, что нащупал утраченный след Мины и ее матери и уверен, что им ничто не угрожает. Я прибавил, что мне, возможно, удастся тайно передать девушке письмо, если он этого хочет.

Предложение, несомненно, подталкивало моего друга вступить на путь неповиновения отцу.

С другой стороны, у меня не было альтернативы. Учитывая темперамент Фрица, заставить его сидеть в Лондоне было невозможно, если не пойти на какие-то уступки. И тогда в интересах мира – и в желании угодить хорошенькой Мине – я согласился стать посредником в переписке, следуя принципу иезуитов: цель оправдывает средства. Я обещал Мине дать знать, когда напишу Фрицу. Пока не разрешился спорный вопрос между теткой и мистером Келлером о применении женского труда, у меня было много свободного времени, и, отправив письма, я прямо с почты отправился на квартиру вдовы.

Мина была счастлива в предвкушении письма от Фрица, я же обратил внимание на огромный роскошный букет в стоящей на столе старинной фарфоровой вазе. Каждого, кто знал мистера Энгельмана не хуже меня, такой букет наводил на серьезные размышления. Ведь обычно он не разрешал срывать цветы – ни цветочка, а тут собственными руками опустошил свой чудесный сад.

– Какой прекрасный букет! – начал я осторожно прояснять ситуацию. – Такому бы позавидовал даже мистер Энгельман.

От презрения к моему недомыслию тяжелые веки вдовы дрогнули.

– Неужели вы думаете, что можете обвести меня вокруг пальца? – насмешливо спросила она. – Мистер Энгельман не только прислал этот букет, но и сопроводил его лестной запиской. А я просто поблагодарила его в ответ. – И она бросила небрежный взгляд на каминную полку, где лежало письмо. – Абсурдно вступать в церемонные отношения со старым джентльменом, с которым мы встретились на мосту. Какой же он толстый! И трубка у него странная – почти такая же массивная, как он сам!

Бедняга Энгельман! Вдова говорила о нем с таким нескрываемым презрением, что я счел своим долгом вступиться за него.

– Хотя он видел вас лишь мгновение, – сказал я, – но сразу стал вашим пламенным поклонником.

– Вот как! – Мистер Энгельман настолько ее не интересовал, что ничего, кроме этого равнодушного отклика, я от нее не услышал. Вдова быстро сменила тему. – Значит, вы написали Фрицу? А тете вы тоже написали?

– Да. С той же почтой.

– Разумеется, о делах? Позволю полюбопытствовать, не упомянули вы хотя бы вскользь о надеждах, которые я возлагаю на ее приезд?

У меня появилась возможность несколько умерить ее «надежды».

– Думаю, неуместно поднимать этот вопрос – по крайней мере, в ближайшее время, – ответил я. – Между миссис Вагнер и мистером Келлером возникли серьезные разногласия в вопросах управления бизнесом. Я называю их «серьезными», потому что оба упрямо стоят на своем. Вчера мистер Келлер отправил вечерней почтой письмо тете, и я боюсь, как бы оно не привело к дальнейшей враждебной переписке.

Я видел, что мои слова ее поразили. Она придвинула стул ближе.

– Так вы полагаете, что переписка может задержать отъезд вашей тети?

– Напротив. Моя тетя – решительная женщина, и возникшие разногласия могут ускорить ее отъезд. Но, боюсь, ей не удастся склонить мистера Келлера на свою сторону, а на его условия она не пойдет. Если тетя как глава фирмы все же применит свою власть и заставит взять на работу женщин, дружеские отношения между ними вообще станут невозможными.

– Понимаю, – сказала вдова тихо, откидываясь на спинку стула.

Во время нашего разговора Мина подошла к окну и стояла, глядя на улицу. Неожиданно она повернулась к матери.

– Мамочка, хозяйский мальчик вышел погулять. Постучать ему, чтобы поднялся?

– Зачем,