Дело с довоенных времен - Алексей Фёдорович Грачев
Он усмехнулся, погладил ее по руке:
— Уж в следующий раз, Вера.
Тогда она мягко дотронулась до его плеча. И снова покачала головой. Ушла, покачиваясь. Какой к черту муж! Откуда у таких мужья сейчас? Если и есть, так на фронте.
Он поднялся, прошел мимо столиков, окруженных зелеными кителями военных с ромбами, со шпалами на петлицах, в клубах табачного дыма.
Гардеробщик спросил с участием:
— Быстро что-то. Спешим?
— Еще как!
Он вышел из вокзала, остановился на площади, глядя в небо. Там, высоко, мраморным столбом пронзил тучи прямой луч прожектора, чуть подрагивая. Слышался гул мотора, и чей-то самолет в небе был похож на мелькающего мотылька-бражника возле лампы в деревенской избе вечером. Вот луч пропал — и гул стих, только стук колес паровоза да из вокзала через открытые двери хор голосов людей.
Можно с Римкой познакомиться. Но кто такая Римка? Может быть, оттуда, чтобы прощупать его, Буренкова. Разве он не знает такие истории? Оперативники, если им нужно, не упускают. Но все же — кто она, Римка?
3.
Вспоминал ли Коротков Буренкова, отыскивая мотор, гудевший весенним вечером напротив маслозавода, опрашивая жильцов в который раз, отбиваясь от отчаянно лаявших собак, пробираясь узкими грязными переулками прибрежных посадов? Вспоминал ли, допрашивая подростков, сломавших пломбу на вагоне и похитивших из него три пары лыж, предназначенных для фронта? Вспоминал ли, слушая радио об оставленной Вязьме или самуме в Африке, мешающем наступлению англичан под Тобруком, или о самолетах союзников, которые бомбят Рур?
Нет, не вспоминал. Он был уверен в нем. Он не сомневался. Человек, который стоял ночью по горло в воде, латая брешь в плотине, не может сломать пломбу или обрать чужую квартиру. Так он считал. И заговорил о Буренкове один лишь раз, когда позвонил ему Гладышев. Порфирий доложил о безрезультатном обходе возле верфи. Вот тогда Коротков и задал вопрос:
— Ну, как там Буренков?
Это он спросил больше для того, чтобы заглушить досаду.
— Буренков работает, — ответил Гладышев каким-то угрюмым голосом, вроде даже был недоволен, что Буренков работает. — Я был у дорожного мастера Чурочкина. Тот хвалил его. Все делает, как и положено. Шпалы грузит, рельсы сдвигает, достает накладки, костыли, вяжет метлы, чинит лопаты, помогает и на погрузке, если срочный груз. Куда посылают, туда и идет... Ну, а у тебя что-нибудь выяснилось?
— Кой-что. Здесь, у казарм, живет, а точнее жил, один парень, по фамилии Колотушкин. Николай Колотушкин. Моторист с машиностроительного завода. Он из отдельных деталей, выбракованных на заводе, собрал мотор для обычной лодки. Мотор у него хранился в сарае, а лодка весной стояла на воде. Он рано выходит на веслах ловить рыбу.
— Так и делу конец! — закричал Гладышев в трубку. — Вот и вся загадка. А молчишь...
— Конца не видно, — ответил, вздохнув, Коротков. — Этот парень в тот вечер лежал в больнице, когда была совершена кража в магазине. Ему стружка попала в глаз. Я проверил в больнице. Все совпадает. Можно только полагать, что Павлов воспользовался в его отсутствие и лодкой, и мотором.
— А Колотушкин знал Павлова?
— Да, знал. Он бывал на спасательной станции. Вероятно, знал.
— Так, может, он соучастник Павлова. Надо допросить еще раз, где этот Колотушкин?
— Парень этот — комсомолец и активист завода. В первый же день войны он добровольно ушел на фронт, попал в танковые части и погиб где-то на Украине. Обо всем мне мать рассказала.
— Вот как, — уныло пробормотал Гладышев. — Я-то думал... Ну, и что дальше?
— А дальше — одна надежда, что у элеватора была лодка в тот дождливый вечер или были подозрительные. Должен мне звонить Туртанкин. Он ведет проверку...
Туртанкин позвонил вскоре после этого разговора. «Стахановец милиции» — так за глаза звали шутливо этого косолапого мужчину, всегда в кожаном полупальто, в мохнатой кепке с помпоном посередине. Прозвали его так после одного случая в тридцать шестом году здесь, в горотделе. По всей стране шло движение за работу на большем числе станков, аппаратов, за высокую выработку угля, стали, ткани. Решил поддержать это движение и Туртанкин, пришедший в милицию после окончания курсов. Однажды, во время дежурства в горотделе, он приступил к опросу сразу шестерых задержанных. Все ответы записал на одном листе с подписями опрошенных. Утром протокол попал в руки начальника милиции — тот схватился за голову. Он вызвал Туртанкина, дал нагоняй и приказал заново провести опрос всех задержанных. После того случая Туртанкин был переведен в район к элеватору. Вот он и имел поручение обойти всех подозрительных на своем участке, расспросить жильцов, не приходили ли весной в дома незнакомые люди, не была ли лодка с мотором. Его голос заставил Короткова сразу насторожиться:
— Товарищ старший оперуполномоченный, сообщаю, что были неизвестные люди у Пулькиной Марии Ивановны... Весной приходили. Один — невысокий, плотный; второй — чисто одетый, в галстуке с большим узлом и в железнодорожной куртке. Пели песни, слышали соседи...
— Кто эта Пулькина? — не выдержав, перебил его взволнованно Коротков.
— Она работала буфетчицей на пароходе «Гаршин». Сидела год за аферу. Добавляла воды в пиво, завышала цены на колбасу и селедку. Судилась линейным судом Волжского бассейна два года назад. По выходе устроилась в детдом уборщицей. А знакомства водит сейчас кой с кем.
— Спрашивал ее насчет тех двоих?
— Да, но она говорит, что знать не знает их по имени. Заходят к ней, дескать, вина выпить. Стаканы она дает. А кто эта шантрапа, ее не интересует...
— В галстуке с большим узлом, значит, шантрапа?
— Выходит, так.
— Низкий-то, может, Емелин.
— Я об этом и сам сразу же подумал, но ждал ваших замечаний.
Тонкий службист был Туртанкин. Прежде давал возможность высказать свое мнение старшему по званию.
Коротков засмеялся даже, представив важное пухлое лицо участкового возле телефонной трубки.
— В общем-то, молодец вы, Матвей Михайлович. Завтра мы прибудем с утра.
— За Пулькиной следить?
— Нет, следить не надо. А за тобой заедем. Где будешь с утра?
— На своем участке.
