Черная рука - Стефан Толти
Однако 19 августа, через неделю после исчезновения, ситуация разрешилась. Примерно в полночь кузен Тони гулял около дома и увидел маленькую фигурку, приближавшуюся с другого конца улицы. Подбежав, он понял, что это пропавший мальчик. Брат обнял и отвел его домой. Семья Маннино отказалась сообщить, заплатили ли они выкуп, после чего прервала все контакты с Петрозино и полицией. Детектив не сомневался, что деньги были отданы. Винченцо Маннино не послушал его. Он рассудил, что «Общество Черной руки» сильнее полиции Нью-Йорка.
Это было первое публичное поражение, которое понес Петрозино от Общества, и последствия оказались удручающими. Каждый выплаченный выкуп укреплял «Черную руку», подпитывал растущую вокруг нее легенду и привлекал в ее ряды новых членов. Детектив стал подозревать, что в Нью-Йорке существуют уже тысячи преступников «Черной руки», сгруппированных в небольшие банды численностью от трех до нескольких десятков человек, которые пользуются общей тактикой и сотрудничают друг с другом.
Число случаев, связанных с Обществом, стало расти. Мужчины – а это всегда были мужчины, – желавшие повидаться с Петрозино, стали приходить по адресу Малберри, 300 и совать ему в руки письма с посланиями, угрожавшими существованию их семей. В некоторые дни ему приносили штук по тридцать пять писем[153]. Он понимал, их слишком много, чтобы он смог расследовать все.
Все лето напряжение, подпитываемое тревожными газетными заголовками, росло. «Черная рука» сожгла в Бруклине конфетный киоск вместе с его владельцем, Эрнестом Курчи[154]. На 151-й улице взорвалась бомба, разметав по воздуху деревянные обломки и осколки стекла, в результате чего пострадали двадцать человек[155]. В Восточном Гарлеме похитили пять девочек, чьи семьи были так напуганы, что даже не стали заявлять об этом в полицию[156]. Ходили слухи – хотя и не подтвердившиеся, – что одна из девочек была найдена мертвой в дымоходе[157]. Родители похищенных так и не объявились, а значит, и Петрозино был лишен возможности узнать правду.
Но было еще нечто такое, что наверняка не давало покоя Петрозино: истории, рассказанные освобожденными детьми. Шестилетнего мальчика по имени Николо Томосо, украденного с улицы недалеко от его дома в Восточном Хьюстоне, похитители продержали два месяца. Наконец, после уплаты выкупа, мальчика удалось вернуть домой – очень бледным и потрясенным. Николо рассказал Петрозино, что мужчина подманивал его, обещая пенни и конфету. Когда мальчик отказался идти с незнакомым ему человеком, тот поднял его на руки и отнес к своему экипажу. Ребенка отвезли в какой-то дом в Бруклине и держали там.
Во время заключения с маленьким Николо обращались довольно сносно: кормили котлетами с макаронами, правда, не разрешали снимать обувь, даже во время сна. Если мальчик начинал плакать, один из похитителей угрожал отрезать ему язык. Когда семья наскребла наконец достаточно денег, чтобы хватило на выкуп, Николо подняли с кровати, отнесли к крыльцу школы неподалеку от дома его семьи и оставили там.
Но самой тревожной новостью стало то, что Николо сидел в своей маленькой тюрьме не один. После относительно благополучного возвращения к семье он рассказал детективу, что в одной комнате с ним держали мальчика по имени Тони (не Тони Маннино) и двух маленьких девочек. Все они остались там после того, как освободили Николо. В течение долгих дней девочки в основном молчали, однако Тони «большую часть времени плакал и говорил, что хочет домой»[158].
Даже с помощью своей разветвленной сети информаторов Петрозино не удалось ничего узнать о похищении другого мальчика по имени Тони или о двух пропавших девочках. Теперь, когда Петрозино шел по улицам, он не мог не представлять себе интерьеры окружающих зданий и не думать о сценах, разворачивающихся внутри – за кирпичами, скрепленными известковым раствором. Томятся ли на душных чердаках дети с кожей, исполосованной рубцами, и связанными руками? Захоронены ли маленькие трупики под мусором, сваленным в кучу в углах подвалов? Манхэттен для Петрозино в тот сезон похищений, должно быть, стал городом привидений.
* * *
Еще год общественная активность тихо тлела в итальянских гетто Северо-востока, вынуждая Петрозино расследовать одно дело за другим. Но затем, летом 1904 года, вспыхнуло то, что впоследствии назвали «Лихорадкой Черной руки». 22 августа в многоквартирном доме в Нью-Рошелле[159] был убит Джозеф Граффи. Его сердце было разрезано надвое ударом ножа[160].
В Манхэттене, на Элизабет-стрит, в продуктовом магазине, принадлежавшем Поджореале Чиро, была взорвана бомба, ранившая жену хозяина[161].
Богатый подрядчик из Бронкса по имени Антонио Баррончини пришел домой на Ван-Бюрен-стрит, 81, и обнаружил, что миссис Баррончини пропала. Он обыскал каждую комнату, после чего вышел на улицы и стал расспрашивать друзей и родственников. Шесть дней безостановочно Баррончини бродил по городу, прежде чем вернуться на Ван-Бюрен-стрит измученным и с разбитым сердцем. Несколько дней спустя, в полночь, он услышал стук во входную дверь. Бросившись вниз и повернув ручку, он обнаружил на крыльце двух итальянцев; они сказали Баррончини, что его жена у них и что ему придется заплатить выкуп, чтобы ее вернуть. Баррончини быстро собрал деньги и отдал этим двоим. Когда морально травмированную женщину вернули домой, она рассказала мужу, что средь бела дня в их дверь постучали люди из «Черной руки» и ворвались в дом прежде, чем она успела отреагировать. Они связали ее, заткнули рот кляпом и выволокли из дома[162].
Появились первые намеки на негативные последствия, вызванные деятельностью «Черной руки». Brooklyn Eagle[163], Washington Times, New York Times и другие газеты официально выступили в поддержку ограничения числа сицилийцев, получающих разрешение на въезд в страну. Одна газета даже посоветовала итальянцам «не забывать о том, что случилось с их соотечественниками в Новом Орлеане несколько лет назад»[164], намекая на линчевание в 1891 году одиннадцати итальянцев после убийства начальника полиции города – чудовищное событие, запечатлевшееся в памяти многих американцев итальянского происхождения. «Общество Черной руки» получило так много внимания прессы, а гнев против иммигрантов из Италии возрос до такой степени, что представитель Рима был вынужден выступить с публичным заявлением: «Похищение юного Маннино – безусловно, серьезнейший инцидент, – сказал посол, барон Эдмондо Мэйор де Планш, – но оно не имеет
