Ночь тебя найдет - Джулия Хиберлин

– Одна взрослая «Ширли Темпл» и одна большая порция начос для леди, – объявляет Стив. – Бонусный перчик и вишенки от заведения девушке этого вечера. После того как вы зашли, мои чаевые выросли втрое.

Майк подается вперед, расправляя плечи лайнмена. Стив понимает намек.

Я жду, пока Стив вернется разливать бурбон, его тугие мышцы играют под белой футболкой. Тюремный срок сочится из каждой поры.

– Ты видел трилистник Арийского братства у Стива на предплечье? – выдыхаю я. – И буквы на костяшках?

– Видел. И кстати, он не Стив. Вышел из тюрьмы, но еще не свел лазером татуировки на случай, если придется возвращаться в Хантсвилл. Мы с ним немного поболтали.

– ACAB[9]. Это по-прежнему означает: «Все копы – козлы»?

– Я думал, там написано: «Все копы – красавчики».

Майк начинает расставлять пустые рюмки, избегая моего взгляда.

– Как ты? Ну, после ухода мамы.

– Серьезно? Тебе интересно, как я скорблю?

– Я все понимаю. Не самое лучшее время, чтобы привлекать тебя к расследованию громкого нераскрытого дела.

– Но технически оно ведь закрыто? Мать девочки осудили, и она в тюрьме.

– Люди не могут забыть Лиззи. Слишком много вопросов, Вивви, и ни одного ответа. И эти вопросы не дают покоя тем, кто разворачивает пока скромную, но перспективную кампанию в поддержку ее матери.

– А мэр?

– Этот решил, что лозунг «Я нашел девочку, которую Форт-Уэрт не забыл» ему подойдет. Хочет въехать на плечах Лиззи в кампанию по выборам губернатора.

– Есть и другая причина, почему ты решил втянуть меня в это дело. – Внезапно я понимаю, что угадала. – И бант тут ни при чем.

Напряженный взгляд Майка подтверждает мои догадки.

– Скажи, в детстве к вам домой часто заглядывали копы?

– Я ведь жила с матерью, чему удивляться. Спектр ее отношений с копами простирался от ненависти до любви. Копы ее арестовывали. Копы с ней спали. Один был выдающимся козлом.

– А ты не помнишь, беседовал ли с ней кто-нибудь о деле Лиззи Соломон?

– Что? Нет. В любом случае мне она не сообщала. Я была в колледже, когда это случилось. – Шрам на ноге ноет, что-то не так. По причине, которую я не могу объяснить, я не хочу признаваться, что мать по крайней мере один раз упоминала в телефонном разговоре о похищенной девочке. – Ты же знаешь, она у нас была настоящая жрица. А к чему ты клонишь? Думаешь, моя мать связана с делом Лиззи Соломон?

– Мать Лиззи, Николетт Соломон, подает в суд на городские власти. Она сделала запрос и по закону о праве граждан на доступ к информации получила материалы дела, все две тысячи триста одну страницу.

Майк опрокидывает стакан и делает последний водянистый глоток.

– Я по-прежнему не понимаю, Майк.

– Миссис Соломон обнаружила в материалах дела короткое заявление твоей матери, сделанное примерно год назад. Оно очень расплывчатое. Она пришла в полицию, но в последний момент струсила. Упомянула автомобиль, который соседка Соломонов видела в день исчезновения Лиззи. Твоя мать утверждала, что автомобиль совершенно точно был серым, а не голубым, и это не «шевроле», а «бьюик». Копы не проявили должного почтения, когда она заявила о своих экстрасенсорных способностях, так что разговор не заладился. Но Николетт хочет знать больше.

– С этим проблема, – говорю я сухо, – ибо мама ныне витает в иных духовных измерениях. А ты, ты же знал это, когда всучал мне свой розовый бант.

Это утверждение, а вовсе не вопрос.

– Возможно, это было счастливое совпадение. – Майк слизывает с пальца желтую каплю. – А ты знаешь, что состав сырного соуса для начос не подлежит регулированию Управлением по контролю за продуктами и лекарствами? Мне не по душе, когда ты так на меня смотришь. Напоминает о том дне, когда мы впервые встретились, и о том, каким малолетним говнюком я когда-то был.

– Мама любила присочинить, чтобы привлечь к себе внимание. Уж мне-то можешь поверить.

– Николетт Соломон так не считает. Она думает, что в отсутствие матери отдуваться придется тебе. Ты – ключ к ее свободе.

– Наверняка так же думает детектив Шарп?

– Ты не ошиблась. Только он считает, что ты не ключ, а граната.

Полчаса назад, после того как «Стив» придвинул мне дегустационный бокал, я переключилась с «Тито» на водку со вкусом грейпфрута «Кэти Трейл Оро Бланко». А Стив разбирается в далласских винокурнях.

Он поочередно зовет меня то Пеппи, то Люси, и я думаю, в тюрьме у него было достаточно времени на чтение детских книжек и прослушивание записей смеха.

Я рассмотрела, что пятнышко под его левым глазом – не опасная родинка, а татуировка, слезинка, которую после нужно будет закрасить. Она означает, что он намерен кого-то убить, но еще не убил.

Я не хочу в это ввязываться. Приторно-сладкий аромат ванили накатывает на меня, когда он проходит на расстоянии фута. Так, домашним сахарным печеньем, для меня всегда пахнет страх. Но это не мой страх и не Стива, это страх человека, которого Стив намерен убить и который сейчас пытается влезть мне в голову.

Примерно на втором бокале я сказала Майку, что мне нужна передышка. Я злилась. На него. На маму. Зато теперь все приятно онемело, особенно нос.

Майкл начал игру, в которую мы играли в больнице, пока моя нога торчала вверх, как подъемный кран. Иногда я думаю, что это были лучшие шестнадцать дней в моей жизни. Майк приходил каждый день после футбольной тренировки и всегда что-нибудь приносил. Батончики «Баттерфляй», книжки-викторины, мамино шоколадное печенье, комиксы о Суперженщине, шахматную доску.

И эту игру. Нашу игру. Которую он придумал специально для нас. Он называл ее «Правда или вымысел». Мы могли часами в нее играть, отвлекаясь от физической боли, непрошенных юношеских чувств, моей одержимости стукнуть в стену за кроватью пятьдесят раз, что выводило из себя женщину с гангреной в соседней палате.

– Правда или вымысел, – говорит Майк. – Блютус назвали в честь короля Харальда Синезубого, жившего в десятом веке.

– Вымысел, – отвечаю я, не задумываясь. – Слишком нелепо.

– Правда. Харальд Синезубый Гормссон совершил чудо: в средние века он соединил Данию и Норвегию, как сейчас их соединяют беспроводные сети. Изобретатели подумывали назвать сеть «флиртом» – ну, ты понимаешь, соединение без прикосновений. изначально «блютус» был просто словом-заменителем, но прижилось именно оно.

Я представляю Харальда. На голове золотая корона, во рту – мертвый синий зуб. Пальцем я прокладываю сырную реку на дне пустого контейнера.

– Правда или вымысел, – говорю я. – Тиромантия – это способ гадания по сыру. Женщины пишут имена потенциальных возлюбленных на кусочках сыра. Первый кусочек,