Миссия спасения - Анатолий Михайлович Гончар

Шедшего в обратную сторону Банникова догнал Степанчук.

— За что они мирняк-то положили? — беспрестанно отплевываясь, спросил он.

— Этнические чистки. При местных переворотах почти норма.

— Этнические? — недоверчиво переспросил разведчик.

— Ну да.

— Так они же… на одно лицо, что эти, тьфу, — кивок за спину, — что те, — еще один кивок чуть в сторону.

— Это для тебя они на одно лицо, а для них человек человеку враг. Республика …ея — страна многонациональная. Но после этой, очередной надо сказать, междоусобицы возможно какой-то народности и не досчитаются.

— Невесело они тут живут.

— Да, веселого мало…

На то, чтобы унести от дороги трупы, потребовалось несколько минут, еще какое-то время ушло на сбор оружия и прочих трофеев. На этом и было закончено — спецназовцы не собирались ни хоронить убитых жителей, ни искать чудом выживших. Мертвые сами хоронят своих мертвецов. Каждая секунда задержки могла стоить новых трупов, но теперь уже своих. Но прежде чем тронуться в путь, Глазунов собрал всех командиров: командира роты, командиров групп и их заместителей.

— Как будем действовать?

— Как и планировали, по обстановке, — подал голос ротный.

— Предлагаю: если удастся прорваться в город на технике, то въезжаем и сразу ее бросаем, — Глазунов окинул взглядом стоящих.

— Почему? — поинтересовался Кошелев.

— Там полно правительственных войск — один выстрел из гранатомета — и гора трупов, — пояснил куратор.

— А так одна очередь и то же самое, — вполне убедительно заметил Овчаренко.

— Ладно, — не стал спорить Глазунов, — посмотрим по обстановке.

— Значит, так и решим, — Бойков взял бразды правления в свои руки, — прем до столицы, а там действуем по обстоятельствам.

— И вот еще что, — спохватился Евгений Иннокентиевич, — следует всем зачернить лица и руки.

— А смысл? — пожал плечами Бойков. — Все равно видно, что мы — это не они.

— Видно, — вроде бы согласился Глазунов и тут же добавил: — Но не издалека. А вблизи как-нибудь разберемся.

— Логично, — согласился капитан Овчаренко и, махнув рукой стоявшему поодаль командиру своего первого отделения, скомандовал: — Жора, всем раскрасить сажей лица и руки. Понял?

— Сделаем, — откликнулся тот. И обратился к бойцам: — Слышали?

Через пять минут черномазое воинство было готово к движению.

Бойцов второй группы Кошелев распределял по джипам сам, а в «Брэдли» разведчиков первой группы рассаживал ротный:

— Три человека экипаж. Кто экипаж? — из люка БМП показалась поднятая вверх рука. — Уже на месте?! Хорошо. Так, теперь шестеро вовнутрь.

— Первое отделение и старший радист, — тотчас определил Овчаренко.

— Остальные семь… — ротный на секунду умолк, пересчитывая, — со мной восемь, на броню сверху. Борис, ты с первым отделением.

— Да я бы хотел с ветерком ехать.

— Не будем класть яйца в одну корзину.

Овчаренко усмехнулся сравнению, но протестовать не стал.

— Илья, — окликнул он своего заместителя прапорщика Драгунского, — ты наверху старший.

— Есть, — по-уставному отозвался тот, а Овчаренко махнул рукой и громко скомандовал:

— К машине!

Повинуясь командирскому голосу, бойцы полезли на раскаленную от солнца броню боевой машины.

«Как саранча облепили. Прилетит граник — мало не покажется», — подумалось командиру первой группы, но других вариантов транспортировки все равно не было.

— Включить радиостанции! Всем быть на связи! В эфир не выходить! — отдав эти команды, ротный легко вскарабкался по броне БМП и крикнул водителю: — Поехали!

— Подвинься! — скомандовал Овчаренко, бесцеремонно вытесняя своего бойца с командирского места. — Покатался?! Дай другим покататься! — капитан улыбнулся, но улыбка получилась вымученной.

Гусеницы скрежетнули по камням, машина плавно тронулась и, выкатившись на асфальт, начала набирать скорость.

— Ты уж на асфальте поаккуратнее, в момент занесет, — предостерег водителя группник.

— В курсе, — отозвался водитель и только прибавил скорости.

«Ниче не боится», — подумал капитан и улыбнулся, на этот раз мысленно.

По стечению обстоятельств место, доставшееся Глазунову, оказалось рядом со старшим лейтенантом Кошелевым, и едва машина тронулась, как Евгений Иннокентиевич завязал беседу:

— Я смотрю, ротного у вас не очень любят, так?

— А с чего его любить?! — не спеша откровенничать, вопросом на вопрос ответил Кошелев. Отношения у нового командира и личного состава роты не сложились с самого начала.

Сказать, что вторая рота прилично отличалась от прочих подразделений отряда, означало бы не сказать ничего. Начать с того, что вторая рота была укомплектована контрактниками первой в бригаде, а значит, большая часть солдат служили давно, прошли многое и, как говорится, имели право на «свое мнение», чем иногда и пользовались. Нельзя уверенно заявлять, что это шло на пользу уставной дисциплине, но, тем не менее, ведомая железной рукой майора Кречетова рота продвигалась от одного успешного выполнения задания командования к другому. Назначение нового командира вызвало немалый ажиотаж. Личный состав второй роты, за годы «правления» предыдущего начальника привыкший к противоестественной смеси монархической и демократической форм «правления» (то есть руководства подразделением), «проповедовавшейся» ушедшим на повышение майором Кречетовым, вдруг оказался в жестких рамках устава, доведенного до абсолюта, если не сказать до абсурда.

— Невфигенный боевик и в задницу военный, — кратко охарактеризовал капитана Бойкова хорошо знавший его офицер штаба.

Рота взгрустнула. А капитан Бойков принялся наводить новые порядки, то есть воплощать в жизнь собственные планы и задумки. А планы были как минимум наполеоновские: во-первых, в душе капитан лелеял мечту создать на базе вверенной ему роты нечто напоминающее парадные полки восемнадцатого века. В слегка утрированном виде это должно было выглядеть так: всяк солдат напудрен, напомажен, молчалив, послушен и стоек, как манекен. Полное повиновение голосу командира — шаг вправо, шаг влево — расстрел (через аттестационную комиссию) и никаких авторитетов. Для успевшего где-то когда-то отличиться (по слухам) в боевой деятельности капитана Бойкова авторитетов не существовало. Разве что он сам. К тому же в его планах было скорейшее избавление от самых опытных и, видимо, по мнению капитана, имевших возможность подрывать его авторитет военнослужащих, а также проведение показательной «порки», точнее, увольнения двух-трех наиболее сопротивляющихся его диктату подчиненных. Не мудрено, что личный состав роты резко озаботился поиском новых мест службы. Может, бойцы бы постепенно и разбежались, вот только на это у них не достало времени.

Вот такие мысли промелькнули перед взором старшего лейтенанта, но озвучивать он их не стал, прекрасно понимая — Глазунов не случайный попутчик в поезде, когда поговорили, излили друг другу душу и разбежались в разных направлениях. Да и в поезде излишние откровения ни к чему хорошему не приводят. Да и к чему? Поплакаться в подушку? Не смешно.

Евгений Иннокентиевич в ожидании продолжения некоторое время глядел на набычившегося Кошелева, затем поняв, что тот распространяться о «внутрисемейных» противоречиях не собирается, отвел взгляд и уставился на проносящиеся мимо пейзажи. Разговор не заладился. Дальше они ехали молча.