Вы не поверите! - Питер Чейни

Жоржетта пожимает плечами.

– Послушайте, несравненная. Зельдар, на нашу с вами голову, еще и умен. Я говорил, что он убил Родни Уилкса. Но сделал это не сам, а руками Эдванны Нароковой. Увы, доказать его причастность ни я, ни кто-либо другой не сможет. Вскоре он убил супругов Нароковых. Он мне сам похвастался, в том доме, где держали Бадди. Но на суде будет все отрицать, и обвинению нечего будет ему предъявить. Он великолепно замел следы. Говорю вам: он, к сожалению, хорошо соображает в подобных делах.

Рассуждаем дальше. Вы собственными ушами слышали, как он собирался поступить со мной и Бадди Перринером. Наконец, красочно расписал вашу дальнейшую жизнь в Германии. Этого мало? Скажите коллегам, что Зельдар принадлежит мне. Я найду, что ему предъявить. Похищение человека и вывоз похищенного за границу – преступление федерального масштаба, за которое можно угодить на электрический стул. Во всяком случае, пожизненное ему гарантировано.

Она снова пожимает плечами.

– А как вы докажете его причастность к похищению Бадди? – спрашивает она. – Серж и Эдванна Нароковы мертвы. Вилли Лодс и Борг ни за что не сунутся в Штаты. Ардена Ванделл скрылась в Мексике. Никто из упомянутых не даст показаний против Зельдара. Говорить эти люди не захотят, поскольку непосредственными похитителями являются Лодс, Борг и Ардена. Вы ничего не докажете. Так что, Лемми, это вам надо смириться. Я вам сочувствую, но что есть, то есть.

Я встаю и говорю ей:

– Да, дорогуша. Похоже, в этот раз меня действительно обскакали. Душно здесь. Вылезу на палубу, глотну свежего морского воздуха. А вы, быть может, сварганите кофе.

Она обещает сходить на камбуз и узнать, водится ли у ребят кофе.

Поднимаюсь на палубу. Ветер стих, но море по-прежнему бурлит. Палубу качает, и я вынужден хвататься за все, что попадается под руку. Подхожу к лееру, смотрю в морской простор, где иногда мелькают очертания торпедного катера.

В этот момент «Мейбери» накреняется, я хватаюсь за леер и чувствую под пальцами звенья цепочки. Смотрю вниз. Оказывается, это съемная секция леера. На причале ее убирают и заменяют сходнями. В последнее звено продет металлический стержень, на котором и крепится эта секция.

Я вытаскиваю стержень, затем слегка надавливаю на леер. Он поддается. Я возвращаю секцию на место, но не фиксирую ее стержнем.

Снова спускаюсь вниз. Прячусь в темноте, пока не вижу Жоржетту выходящей с камбуза. Через минуту заглядываю туда сам и говорю находящемуся там парню, что мне нужна соль. Он протягивает солонку. Возвращаюсь к трапу и вынимаю из кармана фляжку с виски. Ее вручил мне местный капитан. Половину содержимого фляжки выпиваю, затем высыпаю туда всю соль из солонки.

Выхожу на палубу и поднимаюсь на мостик. Бадди болтает с английским военным моряком, взявшим на себя обязанности капитана. Я подмигиваю парню и возвращаюсь на палубу. Вскоре ко мне подходит Бадди.

– Бадди, я вот тут раздумывал насчет Зельдара. Не нравится мне этот парень. Одно слово – мерзавец.

Бадди выкладывает мне все, что думает о Зельдаре. Обстоятельно, по пунктам. После этого я вытаскиваю фляжку и говорю:

– Вот что, малыш. После столь неожиданного поворота событий Зельдар вряд ли откажется от виски. Может, у него в горле пересохло. Он жадно припадет к фляжке и даже не заметит, что какой-то шутник сыпанул в виски щедрую порцию соли. После этого у Зельдара схватит живот. Вы понимаете?

Бадди кивает.

– Допустим, после этого Зельдар попросится на воздух. Его выведут на палубу и подведут вон к тому участку леера левого борта. Он обопрется, а леер возьми да упади в воду. Словом, досадное и печальное происшествие.

Бадди согласно кивает, затем спрашивает, есть ли у меня виски. Отдаю ему фляжку.

В разрывах облаков появилась луна. С нею как-то светлее и приятнее. Мне становится очень хорошо. Увы, нос по-прежнему болит, а тело после общения с мордоворотами Зельдара напоминает отбивную. Но у меня сохраняется интерес к жизни.

За нами, держась на приличном расстоянии, следует второй торпедный катер. Справа, чуть отставая от нас, идет «Мэри Перринер». Думаю о том, как будет здорово снова оказаться на суше.

Возвращаюсь в салон. Кофе уже принесли. Смотрю на Жоржетту. Кажется, эта дамочка наделена всем. У нее столько удивительных качеств, что устанешь перечислять.

Делаю очень кислую физиономию. Сажусь с видом неудачника, лишившегося последней монеты.

– В чем дело, Лемми? – участливо спрашивает меня Жоржетта.

Пожимаю плечами:

– Да так, ничего особенного. Просто я парень очень гордый, а сейчас чувствую себя на десять центов. Я считал, что с блеском проведу расследование этого дела, а оказался на подхвате, пока вы раскручивали свой остроумный план. Я уязвлен. Настолько, что даже руки опускаются.

Жоржетта ловится на мои россказни.

– Лемми, без вашего, как изволили выразиться, подхвата мы бы не осуществили план. Не появись вы в Дельфзейле под видом Чарли Хойта, Зельдар мне бы не поверил. Я бы не смогла внедрить наших людей в судовые команды и вывести суда в Северное море. Ваш вклад поистине бесценен.

Я отрицательно качаю головой:

– Вам этого не понять. Моя песенка спета. Парни, с которыми я проработал не один год, теперь будут потешаться надо мной. Придется уйти из агентов. Это самое честное. Моя карьера рухнула.

Я так вжился в роль, что того и гляди пущу слезу. Стою у стены, похожий на римского гладиатора, который сунул голову в львиную пасть и обнаружил, что лев-то не плюшевый, а настоящий.

Жоржетта подходит ко мне, кладет руки на плечи и говорит:

– Лемми, меня удивляет, что вы так остро реагируете на эту мнимую неудачу. Вы проделали замечательную работу. И я перед вами в большом долгу.

– Вы серьезно?

Она отвечает, что да.

– О’кей, Жоржетта. Тогда платите по счетам. Даже когда я считал вас Арденой Ванделл, вы меня зацепили. Вы мое любимое лекарство. Как яблочный соус на свиных ребрышках – лучше не придумаешь. Рядом с вами я совершенно беззащитен. Хотите – берите Зельдара, я отказываюсь от него. Больше ни слова.

Парни, я ведь вам уже рассказывал, что иногда на меня накатывает поэтическое состояние. Вот и сейчас оно накатило в полной мере. А уж как Жоржетта оказалась в моих объятиях, никого не касается. Мне очень редко попадалась дамочка, сочетавшая успех в профессии с умением потрясающе целоваться. Жоржетта – одно из таких приятных исключений.

В разгар нашей романтической сцены появляется Бадди.

– Жуткое происшествие, – сообщает он. – Зельдар упал за борт.

Жоржетта во все глаза смотрит на него, затем на меня:

– Каким образом?

– Он выпил виски, – говорит Бадди. – Скулил, что в горле пересохло, вот я его и угостил. А у него вдруг схватило живот. Я вывел его на палубу. Он прислонился к лееру, и вдруг кусок летит вниз, увлекая его за собой.

– Вы хоть подняли тревогу? – спрашивает Жоржетта. – Стали кричать: «Человек за бортом»?

– Да. Я кричал. Но у меня горло воспалено и кричать слишком громко я не мог… Может, это и к лучшему, – со вздохом добавляет Бадди.

Я киваю:

– Возможно, вы правы, Бадди. Но мне жаль.

– Мне тоже, – отвечает парень и улыбается, как шимпанзе.

Он наливает себе кофе в кружку и уходит.

– Жоржетта, это рука судьбы, – говорю я оторопевшей дамочке. – Стоило мне согласиться и уступить вам Зельдара, как он свалился за борт. Разве наша жизнь не полна неожиданностей? Никогда не знаешь, что произойдет в следующую минуту.

Она подходит ко мне. Глаза озорно блестят.

– И вы не знали, что Зельдар упадет за борт?

Я удивленно таращусь на нее:

– Откуда мне было знать, дорогуша? Я же находился здесь, с вами. У меня железное алиби.

– Черта с два оно у вас есть, Лемми, – возражает она. – Я догадываюсь, почему у Зельдара вдруг схватило живот. Позвольте дать совет. Когда в следующий раз будете сыпать соль в виски, не забудьте смахнуть ее следы с лацкана пиджака. Вот так-то, знаменитый сыщик!

У меня отвисает челюсть. Я-то радовался хитрому ходу, а эта дамочка меня снова обставила. Смотрю на нее и вспоминаю слова какого-то парня, сказавшего, что англичанки посредственны во всем. Должно быть, тот парень хромал на все свои немногочисленные извилины.

Теперь, когда Зельдар отправился кормить рыб, все пойдет тихо