Письмо из прошлого - Алексей Викторович Селютин
Бедная девушка понемногу приходила в себя. Приключение получилось не бог весть какое, но она по-настоящему успела испугаться. Наверное, в собственной голове уже представила, что бы случилось, соверши она ещё два шага вперёд.
— Выпей воды, — я достал из её рюкзака бутылку. — Пей! — и добавил строго, когда она прошептала «не хочу».
В таких ситуациях, я знаю, уговоры не действуют. Действуют приказы.
Она отпила пару глотков, вытерла со лба пот и посмотрела мне прямо в глаза. Да так посмотрела, что я неловко заулыбался.
— Спасибо, — прошептала она.
— Это моя работа, мэм, — принялся кривляться я. — В этом лесу мне сам Супермэн не соперник.
Ксения улыбнулась. Наверное, впервые за время похода… Да и, наверное, впервые за время знакомства.
— Всё хорошо, Ксюша? — на лбу Кругловой я впервые увидел морщины, когда та озабоченно нахмурилась. Походу, очередной сеанс инъекций ботокса не за горами.
— Да, тёть Маш, всё нормально. Ничего страшного.
— Пожалуйста, не отходи от нашего сообразительного проводника, — дала она вполне толковый совет… э-э-э-м… племяннице? Я даже немного удивился, ведь никакого сходства между двумя неожиданными родственницами не заметил. — Всегда держись позади него.
— Хорошо.
— Что вы там обнаружили? — задал я вопрос Марии Кругловой. Марат и Женя так и не покинули место находки. Но ковырялись недолго, и сейчас разочарованно пинали сушняк.
— Советскую монету. Три копейки 1937-го года.
— Жирный улов, — ехидно прокомментировал я.
Круглова, как я уже понял, к нескончаемому потоку моего сарказма относилась благосклонно. Я это не раз замечал. Но сейчас она лишь поморщилась и промолчала. Видимо, мои насмешки ей надоели.
— Граждане туристы! — прокричал я, когда дамы принялись о чём-то шептаться. — Продолжаем движение. Привал приблизительно через час. И не забываем, что ворОн ловить нельзя. Смотрим под ноги.
Неожиданный пит-стоп быстро подошёл к концу. Ксюше немножко посочувствовали, на тело змейки посмотрели, бронзовую монетку мне дали пощупать. А затем выдвинулись вперёд. Только в этот раз шли очень-очень осторожно.
В час пополудни я устроил обеденный перерыв. В этот раз по кругу пошли вакуумные упаковки с вяленным мясом и колбасой. А так же галеты и изюм.
Подкрепившись, «братья-тушканчики» вновь всех подняли при помощи командного голоса Марии Кругловой. И повели в этот раз за собой. Не я прокладывал дорогу.
Ближе к трём часа дня Гоша Щербень отстал окончательно. Он долго шёл предпоследним, равнодушно взирая на зелёные кроны. А затем бедолагу обогнал молчаливый Захар Котт. Даже бросил презрительный взгляд, как я успел заметить, ибо этот «валенок» уже давно вызывал озабоченность не только у меня.
И, абсолютно ожидаемо, именно он придумал нам проблемы.
Когда в конце цепочки раздался вскрик, я на мгновение подумал, что Захар Котт решил бедолаге дать леща, чтобы перестал кряхтеть и не отставал. На очередную гадюку я не подумал. Не может быть, чтобы в один день два человека умудрились чуть ли не наступить на змею.
Но всё оказалось куда прозаичнее; когда я оперативно отреагировал на вопль и примчался первым, как и положено по-правильному, Гоша сбросил рюкзак, лежал на спине, стонал и двумя руками держался за лодыжку.
— Подвернул, зараза, — сам себе поставил он диагноз.
Сзади напирали, когда я сбросил рюкзак и присел рядом с парнем:
— Подождите, не мешайте. Дайте осмотреть.
— Да что такое опять? — недовольно высказалась Круглова.
— Что-что-что! — передразнил Гоша. — Не видно что? Сыт я по горло вашим долбанным лесом. Куда ни ступишь — кочка или закорючка, ветка или ямка. Заманало!
— Так, тихо, спринтер, — попытался угомонить его я. — Руки убери… Руки убери, говорю! Дай профессионалам осмотреть.
Я осторожно осмотрел ногу, пощупал у кости на щиколотке, вызвав чуть ли не бабское оханье. Затем аккуратно развязал шнурки и, под очередное оханье, стянул ботинок.
— Подвернул, — сразу согласился я с диагнозом Гоши. Щиколотка уже набухла и покраснела. По себе знаю, подобные травмы довольно болезненны. — Крепись, спринтер…
— Я не спринтер, а сисадмин, — недовольно пробурчал он. — Жить буду?
— Не знаю, как долго, но несомненно, — порадовал его я.
— На ровном месте, чёрт побери… Он сможет идти? — сердитая Мария Круглова нависала над нами.
— Какой идти!? Обалдели, что ли!? — бедолага Георгий чуть ли не завизжал. — Мне в больницу надо! Не видите!? Вызывайте машину! Самолёт или вертолёт! Мне похрен! Тут — сплошная антисанитария. Может, даже гангрена начнётся.
— На гангрену не рассчитывай, — не знаю почему, но с этим рохлей вести себя по другому я не мог. Он вызывал у меня лёгкое чувство брезгливости и сильное чувство стыда. Я с трудом представлял, как он выживает в беспощадном мегаполисе.
Я полез в рюкзак, достал аптечку и извлёк эластичный бинт. А затем, под «охи» и «ахи», уложил ногу парня себе на колено и грамотно перебинтовал лодыжку.
— Когда мы сможем выйти? — Круглова внимательно наблюдала, как я колдовал.
— Пациент на сегодня не ходибельный, — сообщил я. — Только если в образе Джона Сильвера. Но для вхождение в образ мне придётся заготовить костыль…
— Какой костыль, вашу мать!? — выругался Гоша. — Никуда я не пойду! Звоните уже. Вызывайте «скорую». Хватит с меня этого бреда.
— Заглохни, Щербень! — Мария Круглова выразилась тем самым тоном, который я уже слышал однажды. И если я замер с округлившимся глазами, то что говорить о Гоше — тот едва инфаркт не заработал, и моментально заткнулся. — Нам нельзя терять времени, Алексей. Мы вам платим не за услуги ветеринара. Поставьте борова на ноги и идём дальше.
— Я не могу… Я не смогу, — Гоша с мольбой смотрел в глаза дамы.
Я, мягко говоря, был шокирован безжалостным поведением. Хотя хрен его знает, чем там мадемуазель в своей Москве заведует и как руководит. Возможно, она привыкла добиваться результатов, перешагивая через трупы.
Но здесь такая штука не пройдёт.
— Лежи спокойно. И не шевелись, — я поставил собственный рюкзак и уложил на него ногу Гоши так, чтобы кровь отступала от щиколотки. А затем обратился к Кругловой. — Отойдём?
Под пристальными взглядами горе-туристов мы остановились у пышного кустика на краю тропинки.
— Я вас, конечно, поучать не собираюсь, — начал я. — Но ваш хрустальный работник никуда не пойдёт. По крайней мере, сегодня. Вывих — штука не опасная. Но болезненная и неприятная. Пусть сегодня отлежится. Я осмотрю его завтра и, если что, действительно заготовлю костыль. Идти сможет, пусть и медленно. Плюс вес его вещей придётся распределить на других.
Круглова поморщилась. Возможно, именно так она всегда выглядела на работе — недовольной и сердитой.
— Может, оставим его тут? А как станем на
