Чешская сатира и юмор - Франтишек Ладислав Челаковский
Черт возьми, это неплохо звучит! Бездушный профессионал… И можно еще добавить: губите человека засушенным профессионализмом и даже не понимаете… Прекрасная фраза, только ее нужно закруглить. Не понимаете… Не понимаете духа времени… Нет, это не то. Не понимаете принципов… Это бы годилось, но они спросят: каких принципов — и припрут меня к стенке. Не понимаете, что человек руководит на производстве сердцем…
«Ого, это лучше! Да, Йозеф, это совсем хорошо…»
Он улыбнулся зеркалу, но не увидел своего лица. Перед ним был зал, затаивший дыхание при этих словах. Может, и слеза навернется. Это обычно всегда нравится людям. Не только сухим профессионализмом, но и сердцем жив будешь… «Постой, уж не смахивает ли это на что-то религиозное. Могут прицепиться… Умри, и жив будешь… Я слышал это где-то на похоронах, там говорят так возвышенно, в библейском духе. А мне, директору, надо избегать таких выражений. Мое выступление должно быть политическим, а не библейским».
— Пепа, ужинать!
Он вздохнул. «Ужинать. Кусок застрянет в горле, не могу ужинать. Не хочу… Сейчас не время есть, сейчас сотрясаются троны! Дело идет о месте… На краю гибели сам Патрчка Йозеф.
Жаль его, очень жаль!
Но неужели все пропало? Йозька, друг, ты еще крепко стоишь на ногах, еще кое-что соображаешь. Ведь та фраза — это ключ, понимаешь, ключ, отпирающий врата… Куда? Да пусть хоть в ад, это не важно, когда речь идет о директорском месте. Ту фразу ты себе запиши. Или нет, лучше не надо, лучше я выучу ее наизусть. Если буду читать, то не смогу вытирать глаза. А если вовремя утирать глаза, то можно пронять даже таких бездушных, как, например, кладовщик Билиан, теперешний секретарь организации. Ту фразу, конечно, надо развить: на меня не только нападали в министерстве бесчувственные специалисты, меня и здесь не поддерживали. Критика была продиктована не высокими целями, а ненавистью, она прямо оглушила меня!
Черт возьми, это великолепно, а? После слез тут же перейти в атаку!
Как это я раньше не догадался! Ведь они критикуют меня не потому, что любят, а потому, что, видите ли, я ничего не понимаю в руководстве предприятием. Они меня критикуют не затем, чтобы помочь мне, а чтоб объявить меня неспособным. Вот кладовщик Билиан, секретарь организации, который наверняка уж выступит на собрании, ведь он никогда пальцем не шевельнул, чтобы помочь мне, торчал вечно на своем складе, возился с какими-то документами, а не пришел, не прошелся со мной по заводу и не сказал: посмотри-ка, товарищ директор, здесь вот это, а там — вот то… Посмотрим тогда на Билиана. Конечно, он делал это умышленно!»
— Пепа, ужин остынет!
«Остынет так остынет, я кую железо, пока горячо! Пусть стынет ужин, но зато сохраним жар торжественного выступления! Ведь не сделали же нас директором ни с того ни с сего. Кое-что у нас есть в голове!
Ну а кто же еще наверняка вылезет на этом собрании да нападет на нашего достойного, честного и несокрушимого директора?
Юза! Да, конечно, председатель профкома! А что мы скажем ему, дружище Патрчка? Мы ему скажем: товарищ Юза, почему же ты меня не учил, если видел, что я не умею… Или ты не видел? Хорош же ты работник, если ничего не видишь. Рабочий класс оказал тебе доверие, а ты уснул на своем ответственном посту.
Прочищу с песочком и старую Коликову, секретаршу, та тоже может подлить масла в огонь! Не забуду и о молодежи! Сколько бесед о культуре вы подготовили? Так что ж, разве я не могу отстать, если молодежи — все бы танцевать, а не изучать окружающую действительность, не включаться инициативно (это замечательное слово, только бы правильно его произнести) в работу.
Так, а кто же еще остается… Ага, женщины! Ну, тут надо начинать от печки. Товарищи женщины, вы критикуете меня, человека, который так предан производству, что забросил семью, даже расстроил… Черт возьми, нет, сейчас такое время, что все иначе говорят о семье. Скажем так: обо мне, о примерном отце семейства здесь говорили весьма неуважительно. Поглядите на мою семью, на мою жену и детей! Сумел ли я позаботиться о них! Сын на хорошем месте, дочь по моей рекомендации стала заведующей отделом… Я, который так старательно печется о семье, чтоб не умел заботиться о предприятии? Как же это, скажите, пожалуйста, вяжется с честью и моралью?
Йозька, Патрчка Йозеф, директор фирмы Лина, что ты на это скажешь?
Я отношусь к этому со всей ответственностью и добавляю следующее:
Критика должна быть конструктивной. А какая же это конструктивность, если мне говорят, будто я ничего не понимаю в руководстве? Даже если бы это была правда, помогло бы это с политической точки зрения? Короче, была сделана низкая попытка критику превратить в избиение.
Так что же мы сделаем, старый добрый дружище? Используем все. И критику и избиение. Будем сечь их. И при этом беспощадно!»
— Пепа, как же ужин?!
Он еще раз сам себе улыбнулся и вышел из ванной. Хотя и небритый, но сияющий и успокоенный.
Ужин? Верно, ужин теперь будет кстати. Даже торжественный ужин был бы уместен. С тостами! Да здравствует критика, острое оружие.
Что было бы, если б мы этим оружием не умели защищаться от критики!
Перевод Р. Кузнецовой.
Ян Дрда{118}
АНГЕЛЫ ПАНА ГРОМЕКА
— Да, — вздохнул пан Громек, сидя в кабачке «У пристани», — сколько у добрых людей позади всякой нелегальщины, которой они занимались в эту войну! Конечно, как кому повезло. Наши места, я бы сказал, не располагают к подпольной работе. Радио у нас было только в жандармерии, за все эти шесть лет мне ни разу не попала в руки ни одна подпольная листовка, да и какой саботаж в нашей проклятой дыре! Хотел бы я знать, как может саботировать лесник в таком медвежьем углу, как наш! Приказать деревьям, чтобы они росли помедленнее, я не могу, а бурелом мы всегда делили между своими, чтобы в руки нацистов и сучка не попало.
Рыжий пан Винценц Громек, судя по его словам, — лесник. Родом он из Горной Стршилки и приехал на несколько деньков к сестре в
