История и миф - Юрий Викторович Андреев

гениальной наблюдательностью подметил эту особенность варварской психологии (своеобразный примитивный «интернационализм»), отличающую ее от психологии цивилизованного человека, и с большой последовательностью и смелостью сделал вывод о сравнительно позднем самоопределении греческого народа и его обособлении от варварского мира.

Фукидид, несомненно, был хорошо знаком с традиционной генеалогической концепцией происхождения эллинской народности, но большого значения ей, по-видимому, не придавал, хотя, с другой стороны, и не отвергал совершенно и постарался включить ее в свою собственную концепцию в качестве одного из частных моментов. Посмотрим, какой это сделал.

1) ουδέ τοΰνοαα τούτο σύαπασά πω εΐχεν. άλλά τά αέν ποό Έλληνος του Δευχαλίωνος χαί πάνυ ουδέ είναι etc.

Из этого пассажа с полной очевидностью следует, что Фукидид был уверен в том, что «Эллада» было первое в истории общее наименование всех греческих земель. Он явно не склонен допускать, что ему могло предшествовать какое-нибудь другое название, ему соответствующее.

Следующие далее слова άλλα τά μέν πρό Έλληνος του Δευχαλίωνος etc. можно понять как отклик на генеалогический миф об Эллине и его сыновьях, о которых мы уже говорили прежде. Фукидид не оспаривает реальность фигурирующих в предании персонажей, на наш современный взгляд, явно вымышленных, и, более того, на свой лад использует их для того, чтобы лучше изъяснить читателю свою историческую концепцию, но в целом эти бледные анемичные фигуры прародителей эллинских племен не играют в его рассуждении принципиальной существенной роли, и, как мы увидим, он довольно быстро отделывается от них, не входя в детальный разбор предания.

Очень интересны слова, замыкающие этот пассаж, в которых Фукидид эскизно, но весьма уверенно очерчивает положение дел в Греции до появления Эллина и его потомства: χατά έθνη δέ άλλα τε χαί τό Πελασγιχόν έπΐ πλεΐστον άω' έαυτών την έπωνυαίαν παοέχεσθαι.

Смысл этой фразы, очевидно, в том, что отдельные районы Греции получали наименование по населяющим их племенам, тогда как общего имени для всей страны еще не было. Основную часть этих племен составляли пеласги. Высказывая эту мысль, Фукидид отталкивался от одного из главных постулатов античной этнографии. Уже Геродот и, по всей видимости, также Гелланик Лесбосский и Гекатей Милетский, с трудами которых Фукидид, несомненно, был знаком, были уверены в том, что именно пеласги составляли древнейшее население Греции и были ближайшими предшественниками греков на этой территории этой страны. Так, по Геродоту (И, 56), «Пеласгией» называлась некогда южная часть Эпира (впоследствии Феспротия) со знаменитым святилищем Зевса в Додоне. Из других мест его «Истории» выясняется, что зона расселения пеласгов не ограничивалась одним этим районом. Они жили также в Аркадии (I, 146), в Фессалиотиде (1,57), в пелопоннесской Ахайе (VII, 94), также в Беотии, Арголиде (пеласгический Аргос, или Пеласгио-тида) и, наконец, в Аттике (VI, 136–140). В связи с пребыванием пеласгов в Аттике Геродот сообщает интересное предание о вражде между ними и древнейшим населением Афин, причем из его рассказа можно понять, что некогда пеласгам принадлежали и сами Афины (они построили первую стену вокруг Акрополя). В другом месте оказывается, что сами афиняне были сначала пеласгами (VIII, 44: «Что касается афинян, то они, пока нынешнюю Элладу населяли пеласги, были пеласгами и именовались кранаями»). В 56 гл. I кн. Геродот прямо противопоставляет афинян и вообще ионийцев дорийцам и в частности спартанцам как народ пеласгического происхождения (в дорийцах он видит настоящих эллинов). В следующей (57) главе указывается, что язык пеласгов был варварским, т. е. не греческим. Выдвигая такое утверждение, Геродот опирается уже не на предание, а на бесспорные лингвистические данные. Он обращает внимание читателя на то, что пеласги еще и сейчас занимают некоторые города на севере Греции (Крестону на Халкидике, Плакию на Пропонтиде, Скилаку на южном берегу Понта), также на островах Лемносе, Имбросе, Хиосе, Лесбосе, Самофракии, в Троаде и Лидии. Население этих городов говорит на варварском языке, непохожем на греческий. Все эти пеласги, по мнению Геродота, жили некогда в Аттике, пока не были изгнаны оттуда афинянами. Отсюда он заключает, что все население Аттики, принадлежавшее к пеласгическому племени, говорило на варварском наречии и сменило язык лишь после того, как из пеласгов превратилось в эллинов. Но о том, как произошел этот переход, Геродот ничего не сообщает.

Противоречивость и бессвязность геродотовских суждений о пеласгах еще не дает оснований для того, чтобы отвергнуть их, как говорится, a limine (с порога). Вполне возможно, что в них заключается большая доля исторической истины. Наличие «пеласгического субстрата» в греческом языке сейчас не оспаривается почти никем из лингвистов. К этому субстрату могут быть отнесены слова и географические названия, имеющие в окончании суффикс — нт или — сс: гиацинт, кипарис, нарцисс, лабиринт, Тиринф, Коринф, Парнасе, Кносс и, возможно, некоторые другие. Вероятно, правы те историки, которые видят в пеласгах носителей культуры эпохи ранней бронзы (III тыс. до н. э. — РЭ период). [Пеласгические культы — возможно, Гефест, Гермес, Кабиры. Греки о пеласгах: Лемносское злодейство. Вражда между афинянами и пеласгами. Миф о Кекроне (промискуитет у пеласгов). — Заметка на полях рукописи. — Л. Ш.]. О происхождении пеласгов пока что трудно сказать что-либо определенное. Рассуждения о их связях с этрусками, минойцами, хеттами и другими малоазиатскими народами пока что не выходят из области весьма туманных и расплывчатых догадок и предположений. Да иначе и быть не может. Количество фактов, которыми располагает наука для решения пеласгической проблемы, нисколько не увеличилось с тех пор, как П. Кречмер в конце XIX в. открыл в греческом языке следы другого догреческого языка (слова на — нт и — сс). Поэтому смелые утверждения академика Георгиева, с которыми он выступил еще в 1958 г., о принадлежности языка пеласгов к индоевропейской ветви (язык пеласгов он помещает где-то между албанским и армянским, считая ближайшим его родственником язык древних фригийцев) не могут вызвать серьезного к себе отношения и отдают научным авантюризмом.

К сожалению, Фукидид не сообщает ничего определенного об отношениях между греками и пеласгами. Он совершенно не касается очень важного для нас вопроса о языке пеласгов, ничего не говорит также и о языке тех других (очевидно, не пеласгических) племен, которые населяли Грецию в древнейший период. Объяснить это можно либо тем, что проблемы такого рода его вообще не интересовали (он спешил к своей главной цели — рассказу о войне, не желая отвлекаться и задерживаться на том, что было, в его понимании, уделом историков, специально изучавших древность), либо тем, что вопросы эти казались ему вообще неразрешимыми.

Впрочем, в одном случае (IV, 109,4) Фукидид определенно причисляет пеласгов, которые в его время населяли многие города Халкидики, к «варварским