Дикие питомцы - Медланд Амбер

Видите вон то здание?

Нет, бормочу я себе под нос. А что? Оно ваше?

Он рисует пальцем в воздухе – тик. Потом лезет им в бокал, выуживает что-то оттуда и принимается рассматривать. Слушайте, работа не волк, в лес не убежит. Ведь я мог бы поселить вас у себя. Ну и жизнь у нас была бы – сказка!

Бояться его у меня как-то не выходит, он слишком нелепый. И все же от таких перепадов настроения мне не по себе.

Мне нужно читать, заявляю я.

О, я вам мешаю? Нет-нет, я не буду мешать, не буду…

Через пять минут он начинает ходить кругами вокруг стола. Да уж, мешать он не будет, оно и видно. Видел бы он себя со стороны, точно угомонился бы. Самое странное, что смотрит он при этом в одну точку на стене, словно отказывается понимать, что движется. Потом он выворачивает шею, пытаясь заглянуть в экран моего ноутбука. Я уменьшаю масштаб до 125 процентов. Он придвигается ближе. Я ставлю 75 процентов. Потом пятьдесят.

Мне нравятся девушки вроде вас, сообщает мне Карл. Глаза у вас, как у кошки.

К тому моменту, когда наконец появляется Нэнси, я успеваю выпить уже два бокала. В баре теперь не протолкнуться, народ набежал после работы. Карл рассказывает мне о похоронах своей матери, которые состоялись на прошлой неделе. Он украсил всю церковь черными розами, которые, если верить ему, растут только в Турции. Чем больше он пьет, тем чаще теряет нить своего рассказа.

Вы тоже актриса? – спрашивает он Нэнси, когда та подсаживается к нам. Нос у нее шелушится от солнца.

Я окончила Оксфорд, бросает она. Доктор философии. А потом смотрит на меня этим своим знаменитым взглядом – во что ты нас втянула?

Какая умница, заключает он.

Нэнси позволяет ему такое дважды, а потом заявляет – хоть мы и пьем за твой счет, у нас намечается важный разговор.

Серьезно? – осклабившись, переспрашивает он.

У нас с ней, Нэнси решительно указывает на меня пальцем.

Трали-вали, начинает напевать он, у нас с ней, с ней у нас…

Ваша мама, поскорее напоминаю я.

Тик, отвечает он.

Нэнси рассказывает мне, как у нее прошел день, а я стараюсь не впасть в истерику. Губы у меня дрожат.

Временами она отвечает на какой-нибудь вопрос Карла. Или отпускает саркастический комментарий. Или замечает что-то вроде «Дидион не приходилось мириться с такой херней». Она то увещевает его, как расшалившегося ребенка, то бросает что-нибудь едкое, чего он в своем состоянии все равно не понимает. Карл не пытается участвовать в разговоре, только время от времени вдруг начинает хвалиться, какой он крутой. Когда он повторяется, Нэнси фыркает – Карл, это был второй раз. Или – Карл, это уже третий. Хорошенького понемножку. Временами Карлу хочется больше внимания, и он пытается рассказать нам о своих женщинах, но дальше имени продвинуться никак не может. Нэнси все понукает его и понукает. Спуску ему не дает.

Наконец он замолкает и тычет пальцем в меня – мол, все, я выбрал ее.

Ну охренеть, произносит Нэнси.

Почему ты мне грубишь? – спрашивает он.

И смотрит на Нэнси взглядом, который мне совсем не нравится. Но она никогда не чувствует исходящей от мужчин опасности. У нее бешеная самооценка, которая не проседает, даже когда ситуация становится угрожающей.

Мы тут не для развлечения мужиков сидим, заявляет она. Нам никто не платил, чтобы мы с тобой вежливо разговаривали.

Спасибо за вино. А теперь нам пора, вклиниваюсь я.

С чего бы это? Разве не ты первая заняла это место? – кипятится Нэнси.

Я думал, мы подружились, упрямо бормочет Карл. Почему ты мне грубишь?

Мы-то дурачились, а вот он – нет. Нэнси пристально смотрит на него. Мне уже доводилось видеть, как она выплескивает коктейль в лицо мужчинам. Но, если я попытаюсь вскочить из-за стола, я запнусь о Карла.

Внезапно Карл окидывает Нэнси подозрительным взглядом и вопрошает – она что, твоя девушка?

Не удержавшись, я прыскаю в свой бокал. Если Нэнси и обиделась, она этого не показывает. Просто оборачивается к Карлу и спрашивает – а иначе она бы, конечно, не устояла перед таким роскошным мужчиной?

Давно вы потеряли мать? – перебиваю я, чтобы как-то его отвлечь.

Вчера, отвечает он.

Да черта с два.

Нэнси, шикаю я.

А кажется, что вчера, говорит Карл.

Нэнси позволяет мне отволочь ее за соседний столик, но ни за что не соглашается перейти в другой бар. Это принципиальный момент, заявляет она. Потом заказывает бургер, и я беру себе такой же. Теперь я сижу спиной к залу и потому не замечаю, что сзади ко мне подбирается Карл, зато вижу, какое вдруг стало у Нэнси лицо. Он дотрагивается до моих волос и накручивает прядь себе на палец. Я застываю, словно у меня в волосах запутался жук. Потом он выпускает мои волосы, и я понимаю, что все это время не дышала. А он проводит ладонью по моему соску, и Нэнси издает низкий рев. Я прыгаю к ней, чтобы не дать вскочить. Если она залепит ему пощечину, он ударит ее в ответ, и тогда мне придется его убить. На нас все смотрят. В висках стучит от стыда. Сосок затвердел, и это отлично видно.

Не устраивай представление. Давай просто уйдем.

Так это я устраиваю представление? – возмущается Нэнси.

Тише, умоляю я. И тем самым допускаю ужасную ошибку.

В метро мы ссоримся. Нэнси обзывает меня жалкой.

Нельзя же просто бить морды направо и налево, возражаю я.

Это просто фигура речи. Или, может, тебе нравится, когда тебя щупают старики? Так бы и сказала.

Вот спасибо, Нэнс. Очень мило.

Он напал на тебя, вопит она.

Оглянувшись на других пассажиров, я шиплю – перестань выставлять меня жертвой. Он на меня не нападал. Это просто было противно. Я прижимаюсь лбом к холодному поручню, чтобы остудить пылающее лицо. Как же я позволила такому случиться? Целый час флиртовала с ним, попутно делая пометки в блокноте, задавала вопросы, предвкушала, что будет дальше и как мы потом все это обсудим.

Ты настолько не права, что я даже не знаю, с чего начать, заявляет Нэнси.

Надо было просто пересесть за другой столик.

Мы имели право там сидеть, возражает она.

Это бар, а не места в автобусе.

Ты не обязана была отвечать ему вежливо, не унимается она. Ой, я Айрис, очень приятно, не позволите ли вам отсосать.

Почему тебе так сложно принять, что я решаю проблемы иначе, чем ты?

Да я вообще не представляю, как ты так живешь – постоянно беспокоясь о чувствах мужчин.

Потому что реагировать на все подряд жизни не хватит. Не желаю я орать на каждого встречного.

То есть иметь свободу воли, фыркает она.

Сила в том, чтобы не позволять чему угодно на тебя влиять.

Я вспылила, потому что он тебя облапал. Мне это отлично известно, спасибо.

Сосок ноет. Хочется принять душ. Я разглядываю рекламу «American Apparel». Девочка-подросток в купальнике, носках и конверсах хмуро смотрит в камеру. Канал-стрит. Хьюстон-стрит. Кристофер-стрит. Шеридан-сквер. Обещаю, однажды я переобуюсь в прыжке. Буду спускаться в метро на эскалаторе, какой-нибудь парень ухмыльнется мне, а я как заору – Я НЕ ПРО ТВОЮ ЧЕСТЬ!

Нэнси фыркает, но разговаривать со мной по-прежнему не желает. У модели с рекламы между передними зубами щель размером с монетку. Сквозь купальник видны соски. Но ее грудь означает не то же самое, что моя, она посылает другие сигналы. Наверное, мне пора начать носить лифчик. И, наверное, не нужно было соглашаться пить его вино. Но, даже не будь вина, я все равно не знала бы, как отделаться от Карла, не обидев его. И почему только я так боялась его расстроить или смутить? Подумать только, я позволила незнакомцу потрогать меня за сосок только потому, что мне не хотелось ставить его в неловкое положение!

Нэнси, тяжело дыша, придвигается ко мне вплотную. Глаза у тебя, как у кошки, говорит она.

Я начинаю смеяться, а остановиться уже не могу. А когда все же успокаиваюсь, Нэнси фыркает снова, и все начинается сначала. Потом на меня нападает икота, я задерживаю дыхание, но это не помогает.