Дикие питомцы - Медланд Амбер

И наливает мне воды.

Но все развивается как бы само собой. К тому же я ведь первая начала. Так легче. Да и потом, почему бы и нет? Мне ведь должно этого хотеться. Отказываться нет причин. Почему бы не получить новый опыт, больно-то они мне не сделают? Это все равно, что перенести операцию под наркозом.

Нужно заставлять себя совершать разные поступки. Это свобода воли. Успейте все попробовать сейчас.

Мы ссыпаем в ступку остаток клоназепама. Я удерживаю ее, а Нэнси растирает таблетки тяжелым мраморным пестиком. Получившийся порошок я аккуратно рассыпаю по нашим стаканам. Самую большую дозу всыпаю себе, а потом прошу Пирса открыть еще вина.

Ну так будем мы этим заниматься или нет? – спрашивает он.

В спальне у Пирса нет занавесок. Окно старомодное, разделенное на прямоугольники деревянными рейками, и на постели лежат их тени.

Нэнси целует меня на глазах у Пирса. Это так странно, будто мы манекены, которых кто-то двигает в витрине. Пирс сидит и смотрит на нас, время от времени подаваясь ближе и прикасаясь то к ее груди, то к моим волосам.

Потом они начинают целоваться, и Пирс запускает руку ей под ночнушку. Глаза у него зажмурены, но каждые пару секунд он трогает ее за бедро – словно чтобы удостовериться, что она на месте, а потом приоткрывает один глаз – чтобы убедиться, что и я тоже никуда не делась. Я наклоняюсь к ней и тоже хочу ее поцеловать, но он выставляет между нами руку и не дает мне приблизиться. Я падаю на кровать лицом вниз. И вот она уже лежит на мне, а он – на ней. Сначала я притворяюсь скалой. Потом девушкой из «Метаморфоз», которая превращалась в дерево. Тела их то прилипают друг к другу, то расклеиваются с влажным звуком. Теперь ясно, когда они занимаются любовью, это звучит так, словно кто-то шлепает рыбьими тушками о прилавок. Вперед-назад, вперед-назад, ооо. Ооо.

Просто удивительно, как сильно он в нее вбивается. А Нэнси не издает ни звука, только вздыхает. Я все спрашиваю, уверена ли она, что он трахает не меня.

Все в порядке, отвечает она. В порядке.

Уж поверь, ты бы поняла, дорогуша.

Когда все заканчивается, Нэнси слезает с меня и сдувает прилипшую ко лбу челку. Вид у нее растерянный, щеки горят. Она переводит взгляд с меня на Пирса, но в глаза ему не смотрит. Взгляд у нее расфокусированный. Устроившись поудобнее на постели, она вроде хочет что-то сказать, но осекается. А потом говорит – сейчас вернусь. Натягивает ночнушку, берет полотенце и хлопает меня по плечу. Рука у нее дрожит. Потом она выходит, а я так и лежу на кровати Пирса, поверх темного покрывала, словно меня выкинуло сюда приливом. Слышу, как захлопывается дверь ванной. Пирс облачился в шелковый халат в «огурцах». Изумрудный, с темно-зеленым воротом. Глаза у него черные, как икра.

Он кладет руку мне на колено, а я притворяюсь, что не замечаю, потому что, если закрыть глаза, можно представить себе, что это Эзра. Не стану думать о Нэнси и о том, как она за нас тревожится. Бородка Пирса колется куда сильнее, чем я себе представляла. Рот у него холодный, а язык быстрый и скользкий. И я решаю про себя, что он похож на обитателя холодных вод.

Делай со мной, что хочешь, говорю я.

Голос у меня странный, очень тягучий. И руки какие-то не мои.

Пирс хрипит, словно вдруг подавился.

Изможденная луна жмется к стеклу, будто пытается пролезть в комнату. Я закрываю глаза и представляю себя другим животным. Золотой рыбкой, трепещущей, пылающей, умирающей от боли, стряхивающей старую чешую, обновленной, оранжевой, быстрой, как свет, начинающей все сначала.

Глаз я так и не открываю и потому не замечаю, как открывается дверь ванной. Нэнси застывает в дверном проеме, глядя на меня так, словно я только что выползла из-под камня.

10

Саша рисует на доске пирамиду:

КОНФЛИКТ

НАРАСТАЮЩЕЕ ДЕЙСТВИЕ

КУЛЬМИНАЦИЯ

НИСХОДЯЩЕЕ ДЕЙСТВИЕ

РАЗВЯЗКА

В пять часов все подскакивают со стульев. Сегодня пятница. Лиза тычет пальцем в экран телефона, ищет на карте, как ей добраться до нужного места. Я очень боюсь выходных. Вернусь в квартиру – и причин жить не останется. Не считая занятия Кеннеди, а оно только через пять дней. Здорово было бы, если бы я могла отдать это время тому, кому его не хватает – например, неизлечимо больному ребенку. Или провести в отключке. Вчера Эзра убрал под замок все свои аккаунты в соцсетях и закрыл мне доступ к своим плейлистам в Спотифае.

Собирая сумку и вытирая доску, Саша поглядывает на меня. Потом подходит к моей парте. Протягивая ей стопку распечаток для следующего занятия, я вдруг понимаю, что от меня разит, давно не мытое тело источает резкий животный запах. Саша никак это не комментирует. Просто складывает листки в сумку.

Получила мое письмо? – спрашивает она. Ты еще не сдала несколько работ, а крайний срок давно прошел.

Похоже, все считают, что существует некий механизм, который может помешать миру развалиться на куски. Словно можно просто сделать так, чтобы ничего ужасного не случилось. Или, знаете, как в мультиках – падаете вы со скалы и всю дорогу пружините о каменные выступы. Может, кости и переломаете, но хоть насмерть не убьетесь. Но в реальности-то никаких выступов нет.

Саша перебивает меня, тон у нее приветливый, но твердый. Айрис, меня дочка на улице ждет. Ей девять. Я сейчас выключу в аудитории свет. Отправляйся домой, прими ванну и как следует отдохни.

Она уходит, а я все сижу в последнем ряду и снова и снова переписываю тринадцатый стих главы пятой Евангелия от Матфея.

Вы – соль земли. Если же соль потеряет силу, то чем сделаешь её соленою? Она уже ни к чему не годна, как разве выбросить её вон на попрание людям.

Лорд выпустила альбом «Мелодрама». Во время интервью Эзру спросили, есть ли у него девушка, а он ответил – нет. Я написала ему в Вотсап, спросила, не хочет ли он мне что-нибудь сказать, а он ответил – это просто пиар.

Он не звонит мне ни после теракта в Лондоне, ни после пожара в Гренфелл-тауэр.

Зато звонит после трех ночи, удолбанный в хлам, когда весь мир сходится для него в одну точку, а растерянный мозг почему-то начинает считать, что находится она между моих бедер. Я твержу себе, что его разум обращается ко мне всякий раз, как разрушаются выстроенные им защитные стены. Воспользовавшись его состоянием, начинаю выдумывать фантазии, которым ему хочется подыграть. Но на часах восемь утра, а он такой угашенный, что ни одного связного предложения построить не может. Связь прерывается, он перезванивает снова. Мне хочется быть единственным человеком, с которым он вот так общается, но на моем месте мог оказаться кто угодно, а завтра он этого разговора вообще не вспомнит. Может быть, наркоманы просто ищут религиозного экстаза не там, где нужно? Хотят узреть Бога, а натыкаются на иглу? Как-то не хочется обесценивать все, что у нас было…

Кеннеди ловит меня в университетском коридоре у питьевого фонтанчика. И говорит, что все еще ждет ответа на свое письмо.

Наверное, оно попало в спам.

Если студент пропускает три моих занятия, он не сдает зачет, перебивает он. На прошлой неделе вы пропустили четвертое.

Как-то раз Кеннеди видел, как я плакала на эскалаторе в «Барниз». Но я убедила себя, что обозналась, Кеннеди не похож на человека, который сам покупает себе одежду.

Это была не я, заявляю я, вздернув подбородок. У меня фобия эскалаторов.

Кеннеди окидывает меня взглядом и, кажется, теряет терпение. До конца недели, бросает он.

На семинаре меня разносят в пух и прах. Полкласса на больничном, Сэм старается не смотреть мне в глаза. Лиза критикует пассивность моей героини с точки зрения феминистской этики, а я разглядываю собственные пальцы.

Как вы считаете, свобода воли предполагает наличие поступков? – спрашивает Саша.

Народ отвечает неуверенно и нестройно, но почти единодушно – да.