Дикие питомцы - Медланд Амбер

А я его обожаю, заявляет Нэнси. Как-то украла из их туалета полотенце. С монограммой!

Пирс с измученным видом прикрывает глаза. Мне хочется сжать Нэнси руку.

Официант зажигает свечи в стоящем на пианино подсвечнике. Я слежу глазами за скатывающимися капельками воска, и Нэнси сначала видит мое лицо, а потом уже слышит голос певца.

Кажется, что горло у него забито битым стеклом. И у меня то же ощущение. Все вокруг стучат вилками и скребут ножами по тарелкам. А я, не совладав с собой, чуть приподнимаюсь, чтобы взглянуть на исполнителя, хотя и понимаю, что это не он. И все же странно, на меня словно волнами накатывает дурнота. Может, я отравилась?

Нэнси хватает за рукав проходящего мимо официанта.

Мою подругу только что бросили прямо у алтаря. Вы не могли бы попросить вашего артиста исполнить что-нибудь другое?

Пирс снова прикрывает глаза. Нэнси косится на него.

Спасибо, одними губами произношу я.

Счет нам приносят на серебряной тарелочке с «кружевными» краями. Пирс отодвигает ее от себя и промакивает уголки рта салфеткой. Нэнси сердито пялится на певца.

Я кладу на поднос кредитку и отдаю его официанту. Рэй перевел мне на счет лишние пятьсот долларов, чтобы показать, как сильно обо мне беспокоится. С тех пор как мы вместе были у Лидерман, он меня избегает.

Официант спрашивает мой ПИН-код, Нэнси смущенно ерзает на стуле.

Что такое? Не глупи, мы разделим его на троих.

Айрис желает нас угостить, дорогая.

Пирс смотрит на меня, словно хочет пронзить булавкой, как бабочку.

Потом у нас запланирован балет. Дают «Лебединое озеро», притом все партии в нем исполняют мужчины. Мы стоим под гофрированным стальным козырьком, с которого капает вода. Пирс ушел попудрить носик, и, пока его нет, Нэнси доливает водки в нашу диетическую колу.

Что ж, это было немного странно, говорю я, не желая замалчивать произошедшее.

Ну, Пирс все время за меня платит, так что… Я тебе все верну.

В театре тепло, кресла обиты пушистым красным бархатом. Наши места в центре ряда. Интересно, как мы смотримся со стороны? Как будто дядюшка вывел в свет племянниц? Пирс начинает объяснять сидящей рядом женщине, как Мэттью Бурн интерпретировал классическую постановку. Нэнси вертит головой, пытаясь рассмотреть оркестр.

Знаю, нужно было допить курс эффексора, но я решила в кои-то веки проявить решительность. Сказала себе, что я сильная независимая женщина и не хочу возвращаться назад. Поэтому эффексор я оставила в Нью-Йорке, а в Лондон на всякий случай взяла с собой клоназепам. Без эффексора все вокруг кажется мне чересчур ярким, внезапным и враждебным. По улицам шатаются клоуны. Глаза к люминесцентным лампам привыкают несколько часов. А от незнакомых голосов я испуганно шарахаюсь. Если нервы действительно существуют, мои точно растерли наждачкой. Лидерман советовала мне «принимать клоназепам только по необходимости». Все представление я глотаю его, как «Тик-так».

Когда спектакль заканчивается, Пирс перелезает через пустующие кресла переднего ряда, проталкивается вперед и выходит из театра раньше нас. Мы ждем своей очереди, но стоит нам оказаться у дверей, как Нэнси пускается за ним в погоню. Никогда еще не видела, чтобы она бегала. Она дергает его за рукав, но что говорит, мне не слышно. Он же продолжает быстро шагать, по балетному выкидывая в стороны ступни.

А сам громко возмущается – только представь, как я себя чувствовал! Ты меня совершенно забросила. Все вокруг должно быть думали – надо же, взрослый мужик увивается за двумя молоденькими девчонками. Но тебе до моих чувств и дела не было, верно?

Нэнси отвечает что-то резкое.

Ах да, предполагалось, что я еще и заплачу за ужин, продолжает он. Чтобы полнее вжиться в роль.

Я догоняю их и благодарю Пирса за то, что пустил меня к себе переночевать.

Он коротко кивает. Испариться я не могу, поэтому стою на месте. Нэнси щурится, разглядывая что-то в конце улицы.

Полагаю, вы теперь хотите еще сильнее надраться? Пару бутылок лагера? Стаканчик текилы-бум?

На вид Пирс пьянее нас обеих. Лицо у него раскраснелось. Он снова начинает шагать вперед, и я догоняю его.

Я тебя чем-то обидела?

Нет-нет, ни в коем разе, отзывается он. Вечер получился просто чудесный, так приятно было слушать, как вы с Нэнси, словно голодные самки, обсуждаете мужиков. Представь себе, я тоже мужчина.

Прости, говорю я, ты прав. Я совсем прибрала ее к рукам. Но мы давно не виделись.

Знаешь, не очень-то приятно чувствовать себя так, будто тебя не существует.

Конечно, я понимаю. Давай я куплю тебе выпить.

Несколько минут мы идем молча. Нэнси пыхтит за нами, она явно в ярости, но Пирс и не думает сбавлять шаг. На всю улицу горит только один фонарь. Я смотрю на пульсирующий ореол света.

Она постоянно о тебе говорит, уверяю его я. Все время.

Я должен извиниться перед тобой за ужин, сухо бросает он. Не думал, что ты пескетарианка. Нэнси мне этого не сообщила.

За нашими спинами клубятся странные тяжелые облака, словно мы несколько часов дымили в маленькой комнате. Не представляю, как заставить Пирса идти помедленней. Может, растянуться на тротуаре?

Она говорила с тобой о своих глазах? – спрашиваю я.

Пирс испускает длинный страдальческий вздох и впервые за все время оборачивается ко мне. А потом наконец-то замедляет шаг. Вынимает из кармана платок и протирает очки.

А ты что, думала, тебе одной дозволено знать о ее проблемах? – фыркает он.

Нет. Просто ей нужно вовремя посещать специалистов, а она не хочет.

Все ясно, ее голубые глаза его завораживают, а о макулярной дегенерации он и слышать не желает. Я начинаю злиться. Значит, ему важно, что она читает, ест, носит, о чем говорит, а тем, где ей действительно нужна помощь, он абсолютно не интересуется.

Остановившись, я начинаю объяснять, как это серьезно, как важно, чтобы она регулярно ходила к врачу. И не затыкаюсь, даже когда пальцы Нэнси впиваются мне в руку. Просто выпаливаю невпопад:

Это я про гинеколога.

Нэнси свирепо смотрит на меня, потом переводит взгляд в землю. Мне не нравится видеть ее такой смиренной.

Она вцепляется Пирсу в руку. А я смотрю на дождь, который, кажется, льется прямо из фонаря. Из окружающих нас пабов на улицу выплескивается народ. И я впервые за день чувствую себя полной сил, словно мои ступни впитывают энергию из земли.

Быть молодой, влюбленной – и в Лондоне. А я так бездарно трачу время на эту парочку. Представляю, что я в Нью-Йорке, бегаю по улицам в поисках приключений, охочусь за добычей. И, обернувшись к Нэнси, понимаю, что она в том же настроении.

Малыш, ты ведь знаешь вон тех двоих? – спрашивает она.

Пирс бросает взгляд на курящих у дверей паба мужчин и сразу оживляется. Приглаживает волосы, пытается острить.

А, веселая компашка, бросает он.

Пирс знает всех в Лондоне, сообщает мне Нэнси.

Она тащит меня к пабу. Или это я ее тащу. Так или иначе, но мы оказываемся внутри. Пирс, кажется, доволен таким поворотом событий. Стоит нам войти, как все вокруг начинает сиять яркими красками. Из динамиков несется «Реабилиташка» Эми Уайнхаус. Народ толпится у бара и жует чипсы. Какой-то парень со стрижкой маллет увлеченно дергает за рычаги игрового автомата. Краем глаза я вижу, как загораются кнопки. Лоб все сильнее сдавливает, словно голову мне перетянули стальной лентой. Каждый предмет в этом помещении, даже серебристый лак у Нэнси на ногтях, даже игровой автомат однажды обязательно рассыплется в пыль или сгниет от старости. Окружающий мир мерцает и, кажется, вот-вот распадется на отдельные молекулы. Двое мужчин, узнав Пирса, приветственно поднимают кружки. Один из них окидывает меня взглядом с ног до головы. Наконец-то, наконец-то. Меня словно раскрасили кисточкой. Я вновь состою из плоти и крови, больше не какой-то ходячий труп.

Привлекательными этих парней не назовешь. Один похож на медведя, которого насильно запихнули в человеческие шмотки. Зато они оба находят привлекательной меня. Еще они знают Нэнси, начинают расспрашивать ее, как продвигается диссертация, и упоминают скандал, о котором я ни слухом, ни духом. Прикинувшись тенью Нэнси, я стараюсь кивать в правильных местах. Медведь в костюме спрашивает, что я пью. Отвечаю – водку с клюквенным соком. Давно такого не слышал, отзывается он. Я достаю молескин, пишу свой ответ на странице, а потом отдаю сумку Нэнси и отхожу. Вернувшись, вижу, что мужчина что-то пишет в моем блокноте. Вырываю у него молескин, а он смеется. На страничке написано: «Тебе нужно расслабиться. Давай потискаемся, тебе понравится».