Берегите весну - Лев Александрович Бураков

— Зря тратишь слова. У тебя своя система, как ты говоришь, самовоспитания, а почему же у меня не может быть своей?
Виктор почувствовал — еще немного, и вспыхнет ссора. И, хотя он считал себя сильнее, решил замять разговор. Что ж, он любит ее настолько, что разрешает ей поступить по-своему: пусть узнает жизнь. Увидим, кто прав. Время покажет.
Подошла кошка и стала тереться об его ноги. Виктор поддел ее острым носком ботинка, погладил и резко подбросил вверх. Кошка описала дугу, шлепнулась мягким комком на истертые каменные ступени и удивленно мяукнула. Виктор вышел во двор. Стояла глухая тишина. Такая, что было слышно, как тикают часы на руке. Спать не хотелось, он шел не торопясь, время от времени останавливаясь и глубоко вдыхая пахнущий прелой листвой воздух. На улице дымился туман. Позднего прохожего выдавал лишь прыгающий красный огонек сигареты. Но скоро и она погасла.
Не торопясь, Виктор поднялся на свой пятый этаж, как он называл его — скворечник. Вошел. Жестко звякнул за спиной английский замок. Зажег свет. Разделся, подошел к зеркалу.
— Ну что, брат? — спросил он свое отражение. — Хватит тебе трепаться и страдать — лучше Сашки ты все равно не найдешь. Поехала она — хорошо, пусть немного помучается, а выручать ее надо. Заключим блок с мамашей и…
Виктор подмигнул, и второй Виктор — в зеркале — ответил ему. Попросить начальника дать командировку в ее совхоз? Да разве он даст? Начальник управления, переживший десяток реорганизаций, привык ко всяким неожиданностям и любил озадачивать других: если его просили, например, послать в северные совхозы — он посылал всегда в южные и наоборот. Придется ждать случая. Ну что ж, будем ждать. А представится случай — действовать и действовать решительно. Хватит, надо подумать о себе серьезно. Вон уж у губ появились легкие морщинки, да и кожа под глазами становится коричневой и тонкой — двадцать шесть — двадцать седьмой… А что сделано? Ничего. Пока ты, старик, занимаешься самоусовершенствованием, готовишь себя к блистательной научной карьере и охраняешь четырехкомнатную городскую квартиру… Да-да, не будем, друже, кривить душой, не будем.
Виктор закурил, и отражение в зеркале скрылось в синеватых клубах дыма.
* * *
В понедельник, несмотря на все свое рассчитанное по минутам расписание, Виктор пришел на работу одним из первых. Секретарша передала ему пачку «входящих» бумаг. И сразу настроение испортилось. Виктор перебрал листки. Один, написанный карандашом, привлек его внимание. Это было письмо из совхоза «Степной».
«…Нас, механизаторов, очень обеспокоило направление к нам в совхоз нового специалиста т. Вороновой. Неужели в области нет более подходящих кадров? Ждали мы опытного, энергичного, толкового механика, который мог помочь нам. А что получается? Получается, товарищ начальник, что прислали первую попавшуюся девчонку. Ничего она не умеет. Катается вдвоем с шофером, амуры разные разводит. Не дело это, несерьезно управление поступило. Близится зима, ремонт техники, на фермах надо много сделать по подвозу кормов, по механизации водоснабжения. А кто все это будет делать? Приехали бы, посмотрели… Группа рабочих».
Первая мысль у Виктора была: а все же неплохо получается, что Саша сразу же вызвала в совхозе неприязнь. Но он тут же заставил себя отогнать эту невесть откуда взявшуюся подленькую радость. Он было решил уже выбросить анонимку в корзину, но остановился: письмо зарегистрировано, в левом углу стоит сиреневый штамп: «Взято на контроль». Теперь это не просто листок бумаги, теперь это документ. Виктор брезгливо двумя пальцами взял письмо и направился к главному инженеру.
— Вот, Василь Василич, посмотрите, прислали анонимку. Что с ней делать? Пишут какую-то пакость.
Главный инженер — крепкий, с широкими покатыми плечами, с кирпичным от вечного загара лицом, сердито перебирал бумаги и одновременно кричал в телефонную трубку. Пришла разнарядка на автомашины. Пришла только вчера, но о ней уже узнали в совхозах, и кто-то, видимо, один из наиболее дотошных директоров, уже звонил, требовал, жаловался на нехватку машин. Главный сначала убеждал его: нет для вас ничего, не просите. Но тот не сдавался, напирал. Главный не выдержал:
— Черт тебя возьми! Нет у нас никаких машин. Нет, нет и нет! У тебя самого четыре «ЗИЛа» второй год простаивают и разукомплектовываются. Надо у себя наводить порядок! Что? Бросай иждивенческие настроения. Ничего не дам, не проси! Все? Жалуйся, жалуйся! Это твое право, а за разукомплектование я тебя еще к прокурору вытащу. Ага, счастливо!
Василь Василич пробежал письмо, протянул его Виктору:
— Редко, но бывает. Кого-то, видно, девушка обидела. Кому-то возиться с ней неохота. Привыкли на всем готовеньком жить! С людьми надо работать, воспитывать. Я сам помню, когда в совхоз приехал, так меня ого-го как «подрезали»! Да. Тут подписи нет. «Группа рабочих»?! Я уверен, что спроси любого рабочего — никто об этой анонимке и слыхом не слыхал.
— Так что, Василь Василич, конкретно делать-то?
— Ты что, не понял? Возьми, подшей в папку, ты же у нас порядок любишь. Подшей аккуратненько. Сними с контроля, скажи: принял к сведению. И забудь. Займись-ка лучше делом. Проверь заявки на автомашины на третий квартал, свяжись с отделом снабжения. Узнай, есть ли у них сейчас свободные машины…
Главный поднял глаза. Оглядел Виктора более внимательно, чем обычно. Потер ладонью щетину на подбородке:
— Нет, верю я все же: дождемся, что помелеет бумажный поток! А? Нельзя же так, сиди и копай горы бумажные. А ты вот что, не куксись, организуем тебе поездку в совхоз, разберешься…
Виктор бросил письмо в ящик. Ладно, примем к сведению. А Василь Василич ничего все же мужик. Или он рисуется?
ЭЙ, РЫЖИЙ, ШЕВЕЛИСЬ!
В тесной конторке мастерских сидели, дожидаясь гудка, рабочие и шоферы.