Берегите весну - Лев Александрович Бураков
Саше неожиданно стало до слез жалко себя. Еще вчера она была дома. Весь вечер просидела у окна на месте, где любил сидеть отец. Он мог проводить у распахнутого в чахлый сиреневый сад окна долгие, долгие часы. Сидел, курил, думал о чем-то своем или читал… Тогда чуть ли не каждый вечер у них собирались мамины друзья, художники — шумные, веселые люди. Они спорили до хрипоты о Пикассо, Ренуаре, абстракционистах, постоянно ругали какого-то Берегова, пили чай с вишневым вареньем и в один голос советовали Саше учиться живописи. На отца никто не обращал внимания. Саше было жаль отца, и она не любила художников.
В тот последний вечер мамы дома не было, и Саше никто не мешал. Вообще в последнее время мама часто уходила по вечерам из дому. То заседание месткома, то худсовета, то еще какие-то заседания, совещания, обсуждения… Приходила поздно, ложилась не зажигая света. Только раз она, уверенная, что Саша крепко спит, зажгла настольную лампу и придвинула ее к зеркалу. Разделась и несколько минут внимательно разглядывала свое лицо, поправляя пышные, рассыпавшиеся волосы. Затем резко обернулась, встретилась глазами с Сашей и как-то ласково, виновато улыбнулась. Саша закрыла глаза. Услышав приближающиеся шаги, отвернулась к стене. Мама постояла и молча отошла. Кажется, именно в тот вечер Саша окончательно решила: надо ехать.
У окна Саша просидела до поздней ночи. Над садом висело темно-серое сырое небо, расчерченное лохматыми ветвями клена. Вот бы все так написать — это была бы картина! В школе Саша много рисовала. Этюды ее были торопливые — успев только наметить контуры, она спешила перенести на бумагу понравившуюся цветовую гамму, краски сливались, пестрели радужными пятнами. Художники хвалили Сашины работы, мама была довольна, гордилась дочкой и прощала Саше плохие отметки, которые все чаще стали появляться в дневнике. Отец по обыкновению молчал. Но однажды Саша подслушала, как родители ссорились из-за нее. Отец говорил, что захваливать Сашу вредно, что главное в любой работе — упорный труд. Мама возражала: «Картины создаются не трудом, а талантом, заниматься живописью — это не железо клепать». О железе было сказано в укор отцу — он работал в депо механиком.
Как-то Саша попросила отца взять ее в депо. Огромные паровозы стояли в большом застекленном помещении, стояли тихо, смирно. Рабочие суетились около них, и всеми рабочими командовал один человек — ее отец.
Когда Саша не сдала вступительные в училище живописи и ее приняли в техникум механизации — у мамы целую неделю была мигрень, а отец ходил веселый, таким Саша его никогда раньше не видела. Он даже помолодел, морщины исчезли, глаза смотрели лукаво, молодо.
Саша вдруг отчетливо представила его портрет — единственный в квартире портрет, висевший между большой никелированной кроватью и старым, потемневшим от времени комодом — в самом темном углу комнаты. В тот последний вечер перед сном Саша подошла к нему и долго разглядывала желтое фото. Это была довоенная фотография: большеглазый, улыбающийся паренек в тельняшке, а сзади какие-то краны, цепи, крюки. Старая фотография. Тогда Саши еще не было. Отец был ударником, бригадиром молодежной бригады, а мама — студенткой, оформлявшей в депо по поручению горкома комсомола красный уголок к каким-то праздникам. Как давно это было! И мама была молодой, и они любили друг друга, — смешно, даже не верится… Неужели они тогда тоже целовались в подъезде? Они, наверное, любили и знали, что любят, а здесь ничего неизвестно… Виктор, видимо, любит ее, а она? Конечно, Виктор красивый, с ним интересно…
Машину сильно тряхнуло.
— Выехали на самый «лучший» участок — совхозная дорожка началась, — пояснил Колька. — Если старушка не развалится — скоро прибудем…
Он опустил запотевшее стекло, и степь сразу стала ярче. Вдали показались совхозные постройки. Ветер гнал тяжелые тучи, чувствовалось, что скоро он их наверняка разгонит — иногда мелькало чистое небо, и края туч розовели солнечными пятнами. Свежий терпкий воздух врывался в кабину.
Выехали на центральную улицу. Колька покосился на нового механика. Саша с любопытством разглядывала совхозные постройки, казавшиеся все на одно лицо — мокрые, серые, скучные. Мимо плыли аккуратные, крытые шифером, дощатые домики. Их построили недавно. Два года назад здесь был небольшой колхоз. Затем организовали совхоз. Приехали новые люди, пришла техника. Распахали ковыльную степь от горизонта до горизонта.
Справа промелькнуло недостроенное здание, наверное, Дом культуры. Дорога, увы, явно оставляла желать лучшего. Будто не улица, а гигантская стиральная доска. Машина прыгала на рытвинах, в кузове стучали, перекатываясь, какие-то железяки. Колька взглянул на Сашу еще раз: лицо нового механика было грустным. «Приехали бы весной — другое дело, весной у нас хорошо, все в цвету, в тюльпанах», — хотел сказать Колька, но сказал другое:
— Да, это вам не Рижское взморье. Прикажете к конторе или сразу обратно?
ПЕРВЫЕ ВЕСТИ
Виктор Шатков уже три месяца работал инженером-инспектором в управлении совхозов.
Управление занимало одно из старинных зданий города. Это был белый, каменный, трехэтажный дом, перегороженный внутри фанерными стенками на десятки кабинетов. В темных извилистых коридорах стоял густой запах канцелярского клея и табачного дыма. Виктор сидел за дубовым, массивным столом, наклонив голову. В выдвинутом ящике лежал свежий номер польского «Экрана». Рядом щелкали на счетах, звонили по телефону, говорили о заготовках дров и картошки на зиму.
Виктора не интересовали ни дрова, ни картошка. И заботы сослуживцев тоже. Ему претила канцелярская работа. Разве для того, чтобы щелкать на счетах, перебирать «исходящие» и «входящие» бумаги да мотаться неделями по командировкам надо было кончать институт?! Нет, Виктора удерживало здесь то, что он про себя называл своей генеральной линией жизни. Здесь, в городе, под боком управления находился его институт. Там в знакомых аудиториях, мастерских работали его учителя. Они знали и ценили его. Не зря же декан сам приходил к его начальнику и договорился о том, чтобы Виктору создали условия для научной работы. Ему, вчерашнему студенту, открывали двери в заманчивый и многообещающий мир науки. Ради этого можно было пощелкать на счетах, посоставлять сводки, поездить по совхозам… Виктор часто в мечтах представлял то время, когда он, молодой доктор технических наук, автор нескольких солидных трудов, будет читать в родном институте
