Каменные колокола - Владимир Арутюнович Арутюнян

Овик ловким движением выхватил у Мурада маузер.

— А теперь попроси прощения у девушек.

Шушан все еще была сильно напугана, Джейн успела успокоиться. Левон толкнул Мурада к Шушан:

— Проси прощения, сын Сого...

От бессильной ярости Мурад готов был заплакать. Всем стало даже неловко за этого нахала.

— Убирайся отсюда, — процедил сквозь зубы Сагат. — И чтоб ты не смел кого-нибудь из них задеть.

Мурад подбежал к своему коню, вскочил в седло и, не переставая сквернословить и угрожать, поскакал к Кешкенду. Сагат и Левон также заторопились. Попросив у девушек прощения, они, так же неожиданно, как и появились, быстро исчезли по дороге, ведущей в Кешкенд.

Япон вышагивал по кабинету. Половицы скрипели под его ногами. Мурад, мокрый с головы до ног, жаловался, как его чуть было не утопили на глазах у любимой девушки.

— Вконец озверели, скоро все друг друга перегрызут. Мне не нужны такие офицеры! — перебив Мурада, закричал Япон.

Он вызвал ординарца и велел хоть из-под земли найти и доставить сюда Сагата и Левона. Не успел ординарец выйти из штаба, как дверь открылась и вошли Сагат и Левон. Сагат положил на стол маузер Мурада и отступил на шаг. Застигнутый врасплох, сын Сого фыркнул злобно и чуть было не кинулся на ненавистного противника, но его остановил взгляд Япона.

— А-а-а... изволили явиться, — усмехнулся Япон.

— Ваше превосходительство, — заговорил первым Сагат, — зря вы за нами послали. Мы обязаны были явиться. Вам хорошо известно, как мы чтим воинский устав.

— Как же... — с издевкой сказал Япон, — террористы... Учиняете расправу над моими офицерами. Забрать у них оружие!

Ординарец, не скрывая досады, подошел к ним.

— Ваше оружие, господа...

— Ну-ка отойди в сторону, — угрожающе произнес Левон и обратился к комиссару: — Ваше превосходительство, как я полагаю, мир еще не скоро наступит. Мое оружие еще послужит мне.

На глазах Япона Левон ногой захлопнул дверь и встал в угрожающую позу, положив руку на наган.

— И я того же мнения, — встав рядом с ним, сказал Сагат. — Я уже шесть лет как в армии, из них четыре года — в гарнизоне Кешкенда. Если господин комиссар изволит вспомнить, турки за мою руку сулили большую награду. Им нужна была моя рука вместе с оружием. И тогда уездный комиссар Япон попросил священника Тер-Хорена, чтобы тот всенародно благословил мою руку в церкви. Может, Япону я больше не нужен, но мое оружие останется со мной, в моей руке.

— Да, — поддакнул Левон, — я не люблю выставляться со своими подвигами, но вспомните, как в девятнадцатом я прибыл к вам со своим отрядом и преданно служу по сей день. Раз восемь мне приходилось преследовать бандитов. Сдать свое оружие и рассчитывать на то, что отпрыск Сого завтра побежит в горы отбивать у разбойников крестьянских коров, я не собираюсь.

Такого отпора Япон не ожидал. Он почувствовал запах пороха и благоразумно решил не раздражать дерзких офицеров, но виду не подал.

— Так, значит, не вы пытались терроризировать Мурада?

— Ваше превосходительство, за какие заслуги терроризировать его? — сказал Сагат. — Террор нужно заслужить.

— Мы — люди дела, — поспешил добавить Левон. — Будь у нас на уме такое, вряд ли сегодня ему пришлось бы просить у вас защиты.

Мурад вскочил с места:

— Гад, не ты ли, схватив меня за грудки, тащил к реке? Утопить хотел?

— Молчать! — заорал Япон. — Как вы ведете себя? Вы, господа, до того унизились, что оскорбили человека в присутствии его любимой девушки.

— Господин комиссар, — как можно спокойнее сказал Сагат, — оказывается, мы не только пытались терроризировать, но и оскорбляли? Это очень далекие друг от друга вещи.

— Весьма близкие. Попытка унизить офицера — моральный террор.

— Ваше превосходительство, вы сказали: «в присутствии девушки». Насколько мне известно, порядочная девушка не может быть невестой одного, а возлюбленной другого. Если он дорожит офицерской честью, пусть объяснит, почему чуть было не укокошил вашего переводчика в присутствии американки Джейн? Из ревности? Как бы не так! Мало девиц он обесчестил в Кешкенде? Мы вмешались, потому что и у нас есть сестры.

— У меня свидетели, которые могут доказать, что та девушка моя любовница! — выкрикнул Мурад с места.

— Господин, в любовных делах могут быть лишь два свидетеля — сами возлюбленные.

— О ком идет речь, в конце концов? — строго спросил Япон.

— Об ангеле, ваше превосходительство, — сказал Левон. — Не так ли, Мурад?

Мурад исподлобья взглянул на него.

— А при чем здесь мой переводчик? Я разрешил ему сегодня погулять с американкой.

— А с ними пошла и невеста Овика. Господину капитану это было нестерпимо, он ведь не успел еще поблудить с невинной девушкой. Что ты уставился на меня? Ты ведь обманул господина комиссара. Расскажи-ка, что бы произошло, не подоспей мы. Размахивай своим маузером в следующий раз в своем дворе, загоняя кур в курятник, если не соображаешь, на что он тебе вручен.

— И не стой раскорячившись в присутствии господина комиссара, он тебе не твой родной отец.

Мурад подтянулся. Задетый за живое, Япон сказал:

— Господа, для меня солдат есть солдат. Я никого среди вас не выделяю и одинаково строг со всеми. — И вдруг напустился на Мурада: — Шкуру спущу! Вы свободны, господа.

Сагат и Левон тут же повернулись и вышли. Мураду Япон велел остаться. Затем приказал вызвать в штаб Сого.

Сого прошел в штаб, даже не взглянув на часового. Резко толкнул дверь в кабинет Япона. Комиссар сидел за столом мрачнее тучи. Перед ним навытяжку стоял Мурад. Увидев Сого, Япон без всяких околичностей сказал:

— Сого, на твоего сына часто жалуются. Из-за какой-то юбки устроил целый спектакль. Он не чтит честь мундира.

Мурад хотел было вставить слово, но Япон закричал ему в лицо:

— Не смей перебивать! Я не посмотрю на твои погоны, не посмотрю, чей сын, сквозь строй проведу! Полевой трибунал существует не только для дезертиров.

Сого был взбешен сильнее Мурада. Он вскочил с места, сел, снова встал, заскрежетал зубами и рухнул на стул, но так ничего и не сказал — перед ним был Япон, самодур, облеченный неограниченной властью.

— Ты, капитан, — продолжал Япон, — оскорбил иностранку. Не умеешь себя прилично вести в присутствии гостя, так, черт возьми, соображай, что перед тобой женщина! Разве мужчине, и притом офицеру, подобает вытаскивать маузер в присутствии женщины? — Он