Здравствуй, поле! - Николай Николаевич Новосёлов
В раздаточное окно Дыбин наблюдал, как старуха мучительно одолевала непотребную смесь, и брезгливо морщился.
И все-таки устыдился своей кощунственной лжи, пожалел старуху. Положил на блюдо кусок жареной курицы, ломтики ветчины, горку хрустящего картофеля. Сверху украсил зеленью. Этого показалось ему мало: налил чаю и выбрал лучшую сдобу. Угощение нес старухе торжественно. Забрал из ее цепких рук тарелку (какое еще бесчинство выдумал оборотень?), смахнул со стола чистым полотенцем и поставил перед ней роскошное блюдо.
— Ешь, старуха! Это тоже любил командир!
А она, глядя на угощение, подумала о том, что не иначе, как большой был тот командир. Не бывало таких в Кузьминском. Видно, мало их, потому и не бывало. Издали позвали ненаглядного сына: иди, Степан, спасай Россию.
И он спас.
13
Плохую весть Ваське сообщили намеренно с опозданием: сдавал он экзамен за первый курс. А когда — уже после тягот весенней сессии — узнал, что мать умерла и похоронена, раздумал ехать в родную деревню на каникулы, а определился на все лето в студенческий строительный отряд. Скупо сообщил об этом в письме Матвею и надолго замолчал.
И Матвей почти на все лето перебрался на полевой стан.
Рада была Евдокия сыну, когда тот в горячую пору ненадолго приезжал домой сменить белье и сходить в клуб. Ждала его всегда, старалась покормить чем-то особенным, а часто, сияя от удовольствия, показывала какую-нибудь обновку для сына — кончилась вдовья нужда.
И вдруг начала вздыхать, хмуриться. А однажды, казалось, без особой причины громко, не скрывая досады, потребовала:
— Приоденься, покажись людям. Не урод ведь…
— Зачем? — не понял Матвей.
И тогда она высказала затаившуюся боль:
— Или на Зойке свет клином сошелся?
От стыда и обиды Матвей раньше времени вернулся на полевой стан.
…В погожий весенний день пришла к нему на поле Зойка Ганьшина. Долго маячила светленьким платьицем у межи, пока он не остановил трактор.
— Ты чего тут?
— Ничего, — сказала она и густо покраснела.
Матвей продолжал пахать. Она не уходила. Тогда он догадался предложить:
— Садись рядом, если охота.
В один миг она оказалась у трактора. Парень помог ей подняться в кабину.
— Как хорошо тут! — с детским восторгом воскликнула Зойка.
Потом молчала, торжественная и благодарная. Только украдкой поглядывала на тракториста. И Матвея приятно волновала ее близость. И взглядом, и словом — совсем еще подросток, а старенькое платьице на бедрах до предела обтянулось и под мышкой немного расползлось.
В другой раз принесла Матвею обед. Что-то старательное, вкусное. Парень не отказался, только весело упрекнул:
— Делать тебе нечего, Зойка!
А девке до обеденной дойки коров трудно было выкроить время на свидание. Не выбирала удобных тропок, а напрямик добиралась до поля и, насколько хватало сил, бегом. Матвей, еще издали заметив ее, радовался, приветливо махал рукой.
Во время короткого обеда Зойка больше молчала. Делала вид, что ест вместе с парнем. Когда он поднимался, чтобы уйти к трактору, робко просила:
— Отдохнул бы. Куда спешишь?
— Чудачка ты, Зойка. А работа?
Но иногда минут десять дремал, положив голову на ее колени (предложила сама). Она благоговейно замирала, храня его дремоту. Все ниже склоняла голову, пока губами не касалась лба парня. И только в тот момент ловила себя на недозволенном. Со страхом оглядывалась по сторонам, сердце начинало биться громко и часто. А когда он открывал глаза, с тревогой смотрела в них, не притворялся ли спящим.
В деревне ничего не утаишь. Матвея уже спрашивали:
— На свадьбу скоро приглашать будешь? Наверное, с тем же недобрым смешком спрашивали об этом и мать.
Откуда им знать чистый и преданный взгляд Зойки, робкую радость ее, когда она была рядом с Матвеем? Трогательной былинкой проросла она в его чистом поле, и не будь теперь ее — поле осиротеет, поблекнет, как оно блекнет, затененное случайным облачком. Было бы несправедливо, жестоко прогнать ее только потому, что этого хотела его мать или кто-то другой. Он не хотел думать, как думали все, что она некрасива и, может быть, по этой причине непозволительно доступна ему, а только берег ту радость, которую она приносила ему в поле, и не желал другой, которую угадывал в глазах Зойки. Она была открыта и понятна.
Но все кончилось печальным недоумением Матвея.
Однажды подъехал к ним верхом на лошади Пашка. Долго и внимательно смотрел сверху. Матвей не вытерпел:
— Что скажешь?
— Закурить бы, — насмешливо попросил Пашка, хотя знал, что тракторист не курит.
Говорить было не о чем.
— Давай, Шмелев, давай! — как-то значительно вздохнул Пашка, нехорошо подмигнул и повернул коня обратно.
Зойка неожиданно склонила голову на плечо Матвея, тоскливо сказала:
— Я знаю, зачем он сюда…
— Зачем? — Матвей осторожно освободил плечо.
— Знаю…
Может быть, к ее тайной тревоге прибавилась боль за отвергнутую ласку, и сейчас, когда она хотела сказать очень важное, кольнуло равнодушие тракториста — она промолчала.
А хотела сказать о том, что Пашка несколько раз встречал ее в лесу и был с ней ласков. Оттого в последние дни все нетерпеливее заглядывала она в глаза Матвею: «Ну, как же мне быть? Решай, если не гонишь меня. Разве не видишь, что я на все готова ради тебя?..» А если парень только делал вид, что не понимает ее? Что ж, это ее не удивит: она знает себе цену… А Пашка был все настойчивее, туманно намекал о своих серьезных намерениях. И чувствовала в его словах правду. Подумать только: из-за нее, Зойки Ганьшиной, пригрозил учинить страшную расправу над Матвеем! От Пашки можно ожидать всего. А чем виноват Матвей? Сама пришла к нему. Он не отвернулся, потому что добрый. Лучше его никого нет на свете. Надо пощадить его… А Зойку он забудет легко…
Об этом она не сказала, а ушла от Матвея раньше обычного времени, уверенная в том, что где-то ее снова подкарауливает Пашка.
«А может быть, — начинала думать она, — сама судьба».
Пашка ее ждал.
14
«Здравствуй, Вася!
Привет тебе от всего клана Богаткиных с прежними пожеланиями и наставлениями.
У нас что-то рано пришла осенняя непогодь. Хлеба местами полегли. Едва прояснится — торопимся с уборкой. Очень тягостно пережидать ненастье. Но ничего, управимся.
Вот и сейчас льет дождь. А грустно еще и оттого, что неожиданно окончился трогательный роман тракториста с юной дояркой. Она разочаровалась в нем и — как же может быть иначе? — ушла к другому. Кому, кроме тебя,
