Любимых убивают все - Сабрина Хэгг
Луи взял ладонь Йенни, прижал ее тыльную сторону к своей щеке, слегка склонив голову набок. Лицо его было тревожным и хмурым.
– Мне жаль, что тебе приходится проходить через это, Лилу.
Луи подался немного вперед, так что теперь их с Йенни лбы почти соприкасались. Он опустил взгляд на ее искусанные губы, зажмурился. Его большой палец ласково поглаживал запястье Йенни.
* * *
Когда Исабель вернулась с работы, Йенни сидела в гостиной, бесцельно щелкая пультом. Каналы сменяли друг друга едва ли не каждую секунду, и комнату озаряли разноцветные блики. Пастельные стены были похожи на непрестанно вращающийся калейдоскоп.
Войдя в гостиную, Исабель включила свет, присела на диван рядом с дочерью. Она положила сумку на пол и, выпрямившись, стянула с шеи душистый бирюзовый шарф.
– Привет, солнышко. Как ты?
Йенни отложила пульт в сторону и взглянула на мать:
– Все нормально. Весь день сегодня провела с Луи. Он минут пятнадцать назад ушел.
Исабель улыбнулась.
– Милая, нам надо серьезно поговорить. Сейчас.
– О чем?
– Об Акселе. – Исабель сделала глубокий вздох перед тем, как продолжить: – Я понимаю, что у вас там любовь и все прочее. Я представляю, что ты чувствуешь сейчас, но как твоя мама я должна убедиться, что ты понимаешь… что, возможно, находишься в очень сложной и опасной для тебя ситуации.
Йенни сощурилась, отшатнулась от Исабель.
– Мам, ты ведь понимаешь… из-за того, что у него есть психическое расстройство, он не становится каким-то безумцем из голливудского триллера?
– Йенни, я прекрасно это понимаю. Но если он решился на самоубийство, то откуда ты знаешь, что он не решится на какую-нибудь другую глупость? Ты ведь не можешь ни в чем быть уверена? И ты это понимаешь, даже если не хочешь это признавать.
– И к чему ты клонишь? – то ли устало, то ли разочарованно спросила Йенни. – Хочешь, чтобы я рассталась с ним только потому, что он болен?
– Нет, я не прошу тебя с ним расставаться, хотя это бы меня очень успокоило, если честно.
– Мам, пожалуйста… – жалостливо протянула Йенни, и в глазах ее застыла, заискрилась мольба, не просьба.
В ту минуту Йенни выглядела такой уязвимой, такой призрачно-хрупкой, что, казалось, даже слишком яркий блик экрана телевизора мог бы ее убить, уничтожить.
Исабель покачала головой, протянула боязливо руки к сжатым в кулаки ладоням дочери:
– Милая, я прошу лишь о том, чтобы ты держала дистанцию и заботилась в первую очередь о себе. Ты для себя должна быть на первом месте. Потом уже все остальное. – Исабель остановилась, словно проверяя, слушает ли, слышит ли ее Йенни. – И еще ты должна понимать, что не несешь ответственности за его поступки. Самоубийство – это результат его слабости, его эгоизма. Твоей вины в этом не было.
– Слабости?! – вскинулась Йенни, стряхнув возмущенно мамины руки. – Ты даже не представляешь, что ему приходится переживать! Ты не представляешь, с чем он борется каждый чертов день! Эти… тупые таблетки, которые не подходят ему, от которых ему становится лишь хуже. Эти флешбэки… и тревожность. И его ужасные кошмары! Если бы что-то подобное выпало на мою долю, я бы давно уже с собой покончила. Слышишь? Я бы никогда не смогла терпеть столько! Я до сих пор не знаю… не понимаю, откуда в нем силы держаться. О какой… о какой слабости ты говоришь?!
Ее щеки залились краской, глаза блестели лихорадочно, ярко. Йенни сбивчиво дышала, и всю ее трясло нещадно от обиды, от яркости закравшихся под корсет ребер воспоминаний.
– Хорошо-хорошо, извини меня, милая. Я… не это имела в виду, – примирительно произнесла Исабель, вновь ласково коснувшись холодных ладоней Йенни своими. – Я просто не хочу, чтобы это все хоть как-то сказывалось на тебе, слышишь?
– Со мной все нормально, мам. Правда. – Йенни крепко вцепилась в мамины руки, отвела в сторону слезящиеся глаза.
– Ну а оценки ты свои видела? Раньше я не понимала, почему ты вдруг так скатилась по учебе. Когда мы говорили об этом, ты ведь не давала мне никаких вразумительных ответов. Но теперь… теперь я понимаю, кажется, в чем дело.
– Я же сказала, что постараюсь все исправить. Аксель здесь ни при чем, – упрямо возразила Йенни.
– Ты исправишь их только тогда, когда Акселя с его проблемами не будет в твоей жизни. Что бы ты ни говорила сейчас. Но это глупо и наивно, милая. Так глупо поступиться своим будущим ради парня! У тебя таких Акселей будет впереди еще вагон и маленькая тележка. А вот этот год – твой единственный шанс поступить в Калифорнийский университет. Я уже не говорю про обязательное получение гранта. Платить сорок тысяч долларов в год за твое образование мы не сможем. Ты это знаешь. – Она вздохнула, коснулась осторожно дрожащего плеча Йенни. – Считаешь, это разумно: похоронить все свои мечты о режиссуре из-за глупой школьной влюбленности?
– Это не глупая влюбленность! – воскликнула Йенни. – И никакие мечты я не хоронила. Я исправлю все свои оценки. Только не нужно приплетать сюда Акселя. Здесь его вины нет. А вообще, мне интересно, с каких пор тебя волнуют мои мечты о кино? Насколько я помню, ты последние два года только и делаешь, что убеждаешь меня заниматься твоим чертовым бизнесом! Я даже старшую школу из-за тебя вынуждена заканчивать по профилю, который мне не нравится!
– Я лишь прошу тебя, чтобы ты была осторожна и хоть немного думала о своем будущем. Я не хочу потерять тебя из-за какого-то там нездорового на голову мальчишки, не хочу, чтобы твоя карьера как-то из-за него пострадала. Ты – все, что у меня есть, Йенни. Становись кем хочешь, но не рушь свою жизнь из-за больного парня.
– Прекрати, пожалуйста! Прекрати говорить о нем как о каком-то умалишенном психе! – Йенни вскочила на ноги, вцепилась трясущимися пальцами в волосы. – Ты ведь знаешь
