Восставшая из пепла - Николай Иванович Ильинский
— С корабля на бал? — засмеялся Званцов. — Нет, Аннушка, чувствую, что меня еще потерзают, так что тяни уж, коль взялась за гуж… Мне сперва еще в райком партии идти, надо же определиться, на учет стать…
— Какой же ты несознательный! — кокетливо воскликнула Анна и вдруг стукнула карандашом по столу, требуя особого внимания. — И еще… что о Кате думаешь?
— А где она?
— В соседнем районе, у тетки, сестры матери… По крайней мере, недавно там жила, а теперь… не знаю… В Нагорном ей стало неуютно… Дочь полицая! Легко ли слышать это на каждом шагу? Мать ее ходила по дворам, подписи собирала: мой Егорка, мол, паинька, ничего никому плохого не сделал, будучи в полиции… Люди наши добрые, отходчивые, оттаяли душами, почти все ставили свои подписи, да, наверно, Егору это не помогло, загробастали, куда, в какую сторону отвезли — ничего о нем не слыхать… А Катя по дворам не пошла, не клянчила у ворот, и правильно сделала!.. Никто ее отца силком в полицаи не гнал, сам сдуру полез… Пусть спасибо скажет, что не повесили или не забили лопатами, как Спирю… Староста вон сам сунул свою дурью башку в петлю, так и окочерыжился с морозу на крыле своего ветряка…
— Кстати, Оську я на фронте встречал… Младший лейтенант! Вот он мне и заливал, что отец, мол, стал старостой по заданию какого-то подполья и что, — Виктор несколько замялся, видно было, что ему трудно говорить, — и что он… женился на Кате…
— И ты поверил, несчастный?
— То, что она по своей воле вышла за него, конечно, не поверил, но ведь могли ее и силком заставить!
— Оська брех собачий!! — нахмурила брови Анна. — Увивался он за нею — да! Она у меня пряталась от него, залезет, бывало, на чердак, спрячется за комень и не дышит, пока этот проклятый боров не уйдет! Сватался он — да! Но свадьбы не было… Но чужая душа — потемки, не знаю, может быть, когда она была у себя дома, он изнасильничал ее, потому женой и называл. Об этом она даже мне не призналась бы, а отец ее был бы рад этому — уж сильно хотелось ему породниться со старостой! Анна задумалась, а потом крутнула головой, словно отряхнула с нее плохие мысли: «Нет, я Катьку знаю лучше, чем саму себя… А Оську, после того, как по его наводке схватили Алешу, а Захара Тишкова немцы повесили, староста от греха подальше отвел, как телка, своего отпрыска в немецкую комендатуру и заставил его служить фашистам!»
— Елки-палки! — вскочил с места Виктор.
— Ты что?
— Да нет, я просто поражен, услышав такое…
«Тогда в окопах я разговаривал с предателем, с немецким диверсантом, — вертелось у него в голове. — А разведка!.. Куда смотрела наша разведка!»
Из сельсовета Виктор пошел в школу. Встретив Антонину Владимировну, он ужаснулся: как она постарела!
— Время свое берет, Витя, — улыбнулась учительница. — Да мне уж сколько… Без Константина Сергеевича и жизнь потускнела, не в радость живу…
Но не только возраст изменил Антонину Владимировну, распахал местами ее лицо тонкими морщинами. Похоронка о гибели мужа, открытое недоверие со стороны районного начальства за то, что она учила нагорновскую детвору в школе во время оккупации, губительно действовали на ее здоровье и моральное состояние.
— Ну, не могла я отдать детишек в руки фашистов и их прихвостней, таких как учительница немецкого языка Эльза! — поправила Антонина Владимировна седые волосы, упрямо спадавшие на лоб. — На каждом уроке я будила в них любовь к России, к ее высокой культуре… Но разве можно доказать теперь хоть что-нибудь этому… Пентельке Жигалкину! — с сарказмом произнесла учительница знакомое Виктору имя районного работника. — Да, ладно, Витя, Бог с ними, — махнула она рукой в сторону Красноконска. — Расскажи мне про Сергея Константиновича, ты ведь, правда, видел его?
Виктор вспомнил, как он встретил своего директора школы в заснеженном окопе.
— А вы листовку со стихотворением Никитина «Русь» видели? Ее должны были выбросить с самолета здесь…
— Читала! — оживилась Антонина Владимировна. — Ребятишки в школу приносили…
— Так вот это идея Константина Сергеевича, он в политотделе соединения служил…
— Не знаю почему, но мне так и показалось, что это была его весточка с фронта, — обрадовалась Антонина Владимировна, — только он мог такое придумать…
— Я очевидец и даже участник того, как мы всем орудийным расчетом в землянке обсуждали с ним эту идею!.. Был командир батареи Герасимов, парторг Елагин, и все мы сошлись на стихотворении «Русь»…
— Да, да, именно таким оригинальным образом Константин Сергеевич сообщал, что он жив… в то время, конечно, — на глазах учительницы блеснули слезы.
— А погиб он героем, Антонина Владимировна, вместе с рядовыми рядовым в бой пошел… Каждый раз вспоминаю его урок по истории, как на поле Куликовым Дмитрий Донской переоделся в одежду простого воина и вместе со всеми мечом отражал натиск мамаевцев…
Возвращаясь из школы, Виктор услышал над головой гул, от которого дрожала земля. От неожиданности он даже вздрогнут: померещилось, что это опять появились стервятники с крестами на крыльях и фюзеляже. Высоко в небе волна за волной на восток летели самолеты. Виктору было ясно: идет подготовка к войне с Японией. На Дальний Восток перебрасывают все новые и новые воинские части, в том числе и авиацию.
В одном из Ил-4 крепко держал в руках штурвал командир самолета, летчик, лейтенант Степан Харыбин.
— Яворский! — вдруг крикнул Степан штурману. — Посмотри, над какой территорией летим!..
— Какой? — не понял штурман и запел: «Степь да степь кругом, путь далек лежит…»
— Да, степь! А вот слева — мое родное село, Нагорное! Представляешь! Я его отлично вижу! Вон церковь!.. Наша церковь, я ее среди миллиона храмов отличу… Эх, на минутку бы там приземлиться…
— Так разворачивайся, сядем! — пошутил Яворский. — Лишь бы там грунт выдержал наш «Ил»! Выпьем, закусим!
— Твои слова да Богу в уши!.. Ладно, Слава, после войны обязательно завернем… и выпьем, и закусим, и… девушку тебе найдем… Знаешь, какие у нас девушки? Не знаешь!
А внизу уже, приветствуя полк дальней авиации, искрилась на солнце. Тихая Сосна, вливаясь в широкий и неспокойный Тихий Дон.
III
Уже поздним утром Виктор некоторое время бродил по немощеным, ухабистым улочкам Красноконска. Все здесь было ему знакомо: останки большого храма — с правым и левым, как
