Круг, петля, спираль - Анна Баснер
Андреевская, что-то знакомое… В ушах все еще дрожал страшный Вероникин вой, это ее странно недетское причитание: бéда, бéда. Федор резко остановился, буквально взрыл копытами парковый гравий, как конь перед препятствием. Деда, деда – вот что она повторяла. Станислава Ильича отвезли в морг Андреевской больницы. По связям Агнии. Ничего не понимаю. Ни-че-го.
На Кронверкском Федора подхватила, шоркнув колесами, попутка. Он завалился на заднее сиденье и сразу сунул водителю пятисотку. Затарабанил по экранной клавиатуре: «Зачем ты повела мою дочь в морг?» Агния ответила с задержкой. Ничего нового: «Я все объясню». Федор откинулся на подголовник. С торпеды таращилась маленькая желтая уточка – резиновая, из тех, что детки купают в ванне. У Вероники тоже была такая. Всегда любила плескаться. Пену вот только эту всякую, ароматизированную, с пузырями, терпеть не могла.
Машину тряхнуло. Федора осенило: видимо, что-то с документами деда надо было решить срочно для похорон. Вот Агния и сорвалась в Андреевскую больницу. Веронику до мастерской не успела довести. Да, теперь понятно.
В кулаке ожил мобильный.
– Дружище, можно я тебе перезвоню? – спросил Федор.
– Три минуты, – деловым тоном отозвался Валя. – Это важно.
Федор посмотрел в окно: машина еле ползла в пробке по Каменноостровскому проспекту.
– Давай.
– Такое дело… У нас начались тестовые показы. Замеры реакций, вот это все. Фокус-группы не очень принимают Мейв. Не верят. Там героиня сложная, нужно и сопереживать ей, и осуждать ее немного. А она не тянет. И внешне… – Валя замялся, засопел в телефон. – Ну, ты и сам видишь… Не та фактура, что десять лет назад.
– Ты о моей жене говоришь вообще-то, – грубо оборвал его Федор.
Водитель с аккуратной и совершенно лысой, как кегля, головой покосился на него в зеркало заднего вида.
– Да-да, прости, – виновато сказал Валя. – Я по-дружески. Короче, мы не будем с ней продолжать. Увы.
– Но ведь…
– Решение не мое, – перебил тот, – и на этом этапе я бессилен.
– Ей хотя бы заплатят за то, что уже снято? – спросил Федор упавшим голосом.
– Да. Все, что смог, так это выбить для нее щедрый гонорар. После выходных объявят. Я чего звоню… Подготовь ее как-то морально.
– Ясно. – Федор помял переносицу. – Спасибо, что предупредил.
Легко сказать, морально подготовь… Пока Федор размышлял, как быть с этими новостями, машина сползла с Троицкого моста, обогнула Марсово поле и, лихо проскочив несколько перекрестков, притормозила напротив больницы.
Угловое здание: обычное, трехэтажное, цвета слежавшейся пудры. Прямо тут же, в соседнем подъезде – ритуальное агентство. Придавив щеку телефоном, Федор отирался перед входом в морг. В ухо капали гудки. Агния не отвечала. За стеклом витрины топорщились убогие в своей нарядности венки, перехваченные траурными лентами. Образцы позолоченных кладбищенских табличек переливались неизвестными фамилиями: Данилов, Бурченко, Корецкая… Так и не дозвонившись до Агнии, Федор зашел внутрь. Найдет.
За дверью втянул носом знакомый запах, подобный тому, что приносила в мастерскую Агния, только здесь к нему еще примешивалась больничная антисептическая вонь. Будка с красными буквами «Регистратура» пустовала. Рабочий день кончился. Федор миновал турникет – неработающий, с опущенным штырем. Огляделся. Налево – зальчик для прощания. Прямо, за решеткой – широкий технический лифт. Направо вглубь морга убегал длинный коридор. Дешевый линолеум, имитация паркетных розеток.
Туда и направился. Зря он нарисовал себе что-то зловещее. Просто учреждение. Федор видел налоговые пострашнее. А тут всего-навсего пара протечек на невысоком потолке, похожих на пожелтевшие синяки. Гудящие лампы, чугунные батареи частоколом. Стены, выкрашенные в салатовый. Нечитаемый план эвакуации. Навесной стенд с пластиковыми кармашками для документов, над ним – нагромождение модемных коробочек и пыльных проводов. В метре от пола тянется зацарапанная полоса из листов ДСП – очевидно, чтобы каталками не шкрябать краску. Полупустой кулер. Некогда белые двери с табличками. А где дежурный, где пьяные татуированные забулдыги-санитары, которыми пугают в байках? Люди вообще-то круглосуточно помирают. Да хоть бы одна живая душа! Ты же в морге, чего хотел. Ха-ха.
Федор сунулся в первую попавшуюся дверь с надписью «Архив». Никого. Лампы выключены. Свет из коридора выхватил полки от пола до потолка: папки красные, папки черные, папки зеленые. Электрощиток с треугольной наклейкой молнии. Не влезай, убьет.
В следующей комнате Федору повезло больше. Обнаружился живой человек, сгорбленный над какими-то стеклышками за покрытым клетчатой клеенкой столом. Лаборант – судя по тому, что помещение плотно заставлено разного рода приборами, напоминавшими кухонные комбайны. Местечко нашлось даже для самой обыкновенной микроволновки. Федор вздрогнул: одна из электронных хреновин, каруселька с толстыми пробирками, зажужжала, сделала оборот, подмигнула лампочками и замерла. Хозяин комнаты не поднял головы.
– Простите, вы не видели Агнию с девочкой? – спросил Федор.
Лаборант нехотя оторвался от плоского деревянного ящика с препаратами, взглянул на незваного гостя снизу вверх, не перестав при этом сутулиться. Горбоносый, круглые глаза, приоткрытый, как у карася, рот.
Зашевелил серовато-бурыми влажными губами:
– Понятия не имею, о ком вы.
И уткнулся опять в свои стеклышки. Безучастность. Концентрация. Человек делает свою работу. Ты ему мешаешь. Знакомо, ой как знакомо было это чувство. По роддому. А Федор еще недоумевал, как Агнии удалось провести ребенка в морг. Неужели ни у кого не возникло вопросов? Теперь ясно – без труда. Всем по барабану.
Федор обследовал еще несколько безлюдных помещений. Берлогу санитаров с двухъярусной койкой и допотопным телевизором. Аскетичную, на шесть мест, столовую, где самодовольно сиял новенький незалапанный холодильник. Гримерную – Федор не удержался, скользнул опытным взглядом по замызганным флакончикам и недовольно хмыкнул. Паршивая театральная косметика. С кожей творит ужасные вещи.
После гримерной Федор нашел раздевалку – там прозябали впритирку узкие шкафчики, а на стене висело таинственное объявление от руки: «2-й НРБ выдается строго под роспись». Где-то плескалась вода. Связан ли шум с трубами, обмотанными гниловатой паклей, что видны в проломах битого кафеля тут же, пониже, – загадка.
Плеск за стеной прекратился. Второй раз за вечер Федор чуть не подпрыгнул от неожиданности. Что-то мягкое прошло по штанине ниже колена. Кот. Всего лишь кот. Настоящий, пушистый, плебейской полосатой расцветки. Местный, подсказал ошейник от блох. Урчит и трется. Подставляет под ладонь треугольную мордаху. Вот кто здесь за главного. Бандит. Ухо подрано, в корочках.
Как и всякому уважающему себя представителю кошачьих, новому знакомому Федора быстро наскучило общение с двуногим. Мурлыкнул и шмыгнул в приоткрытую дверь. Федор последовал за ним в коридор – кота и след простыл. Федор остановился у двери с табличкой «Душевая». Попытался в очередной раз набрать Агнию. Гудки. Еще гудки. А может, ду́шевая? Души-то после вскрытия тоже надо куда-то девать…
Послышались шлепающие шаги, дверь душевой распахнулась. Оттуда, обдав Федора влажным жаром, вразвалку вышел распаренный крутолобый мужик в мешковатом спортивном костюме, на шее хомутом – черно-желтое полотенце. Глазки-вишенки. Щеки – будто спелая хурма. Почти как на знаменитом портрете Арчимбольдо.
Заметив Федора, свел редкие брови-колосья:
– Опа! Вы это к кому?
В волосатых пальцах душистый незнакомец сжимал запотевшую прозрачную сумочку на молнии. Федор вдруг увидел себя со стороны – грязного и пропотевшего. Залезть бы в ванну, вывернуть кран, подставить плечи под прохладную живительную воду…
– Ищу Агнию, судмедэксперта, – ответил он. – С ней моя маленькая дочка.
– А! – посветлел мужик. – Вы к Гусе! Они, кажись, в учебке. На втором этаже. Там лестница.
И указал сумочкой дальше по коридору. Федор благодарно кивнул и кинулся искать учебку. Гуся?! Так он ее назвал? Непривычно, да и Агнии подобное ласковое прозвище как-то… не к лицу. Звучит, однако, очень тепло. По-братски,
