Идущая навстречу свету - Николай Ильинский
— Из-за чего? — вскинула брови Екатерина. — Что не поделили?… Землю?…
— Идеологию… Китайцам не понравился XX съезд нашей партии… Даже не сам съезд, а разоблачение на нем культа Сталина… Культ Сталина у нас — культ Мао Дзедуна в Китае!.. Удар по Сталину у нас — это удар по вождю в Китае!.. Собрали все цитаты Мао в одну «Красную книжечку» и поклоняются ей, как христиане Библии или мусульмане Корану… Каждая цитата Мао выше любого политического учения в мире… К месту и не к месту цитаты чуть ли не во сне повторяют хунвейбины, молодые, чаще всего просто безграмотные деревенские парни… чем безграмотней, тем правоверней хунвейбин! Им внушили, что Хрущев-ревизионист, а что это такое, спроси, не ответят, но кто придерживается мнения ревизионистов — на распыл или на перевоспитание в деревню, на каторжные работы!.. А идея мирного сосуществования… Что в ней плохого? Просто нет войны, люди не убивают друг друга, но сторонник этой идеи — заклятый враг Китая и вообще всего человечества… И вот уж Порт-Артура на карте нет, а есть какой-то Далян!.. Стыдно и обидно!..
— Ну, Китай… Это же от Нагорного так далеко! — развела руками Екатерина. — Сюда едешь, едешь, едешь, колеса стучат и стучат, и, кажется, проходит вечность…
— Верно, Катя, все это за тридевять земель и морей, но и Брест, и Владивосток, прибавь к ним Сахалин и Камчатку, — все они вот здесь, — коснулся он рукой левой части груди, — в сердце… Таков уж русский человек!.. Настоящий русский, а не абы кто! — погрозил он ей указательным пальцем и вздохнул, скорее не с сожалением, а с восхищением. — А таких у нас абсолютное большинство… Прости, что я с этой темой к тебе полез…
— Ничего, Иван Афанасьевич, это важно, — кивнула Екатерина.
— Это жизнь, — согласился он, — причем день сегодняшний…
Они еще долго ездили и ходили по Владивостоку, говорили обо всем, но о личном не произнесли ни слова, хотя постоянно думали об этом. Оба были одиноки, как перекати-поле: куда ветер в степи подует, туда и они покатятся. Но на всем белом свете не было, как им казалось в некоторые минуты, людей, более близких друг другу, чем они. И скорое расставание с отходом 54-го поезда дальнего следования «Владивосток-Харьков» не являлось расставанием навсегда, а представлялась лишь короткой разлукой, после которой должна начаться большая, еще непонятная, неизведанная жизнь.
И уже на перроне, где пассажиры сновали, как муравьи в муравейнике, Екатерина вдруг сказала Ивану Афанасьевичу:
— Я в Харькове напишу заявление… Поезд номер 53 сюда будет для меня последним…
— А я сменю квартиру, — неожиданно для самого себя сказал Иван Афанасьевич. — Однокомнатную, какая у меня теперь есть, сменю на двухкомнатную… А может, мне государственную дадут… Выслуга лет и прочее…
Так они, не замечая, по существу объяснились друг другу в глубоких чувствах, если не сказать в любви, и обо всем договорились. Иван Афанасьевич провожал Екатерину с грустью и надеждой, часто посматривал на часы и досадовал, что стрелки так быстро бегут по циферблату, особенно минутная.
— Пунктуальность превыше всего! — с гордостью констатировал этот факт Демид Гаврилович и нараспев повторил полюбившиеся ему слова песни из фильма «Поезд идет на восток», подражая композитору и певцу Тихону Хренникову, сыгравшему небольшую роль в этой кинокартине: — Поезд идет все быстрей и быстрей… бу-бу-бу!
Поезд тронулся ровно в назначенное время. Быстро уменьшался в размерах последний вагон уходящего состава, а старший морской офицер, капитан второго ранга, это был Иван Афанасьевич Званцов, прощаясь, все еще махал и махал вслед ему рукой под насмешливые взгляды работников железнодорожного вокзала и пассажиров очередного рейса, с тяжелыми чемоданами и увесистыми баулами, как всегда, суетливо заполнявших перрон.
С наше покочуй-ка…
I
На другом конце, казалось, бескрайней страны, у западных границ, кипела своя жизнь. Александр Званцов осваивал достопримечательности древнего города Гродно. Он побывал в Коложской церкви, наполовину обрушенной с высокого берега, внизу которого шумел полноводный Неман. Но специалисты показывали и рассказывали, что церковь сложена из тонкого кирпича и в стенах были замурованы пустые кувшины для лучшей акустики. Так была построена и современница Коложского храма Киевская София. Стало быть, мастера были из одного рода-племени — древние русичи. В старом и новом замках, расположенных тоже на высоком берегу Немана, почти рядом с Коложским храмом, во время Речи Посполитой заседали сеймы и решались важные государственные дела.
Побывал Александр на улице Социалистической, где располагалось большое здание средней школы. Он подал сюда заявление в восьмой класс и собирался учиться в вечернее время. Жил он с матерью и приемным отцом в двухкомнатной квартире. По сравнению с дедовской просторной хатой в Нагорном здесь было тесновато, особенно много места требовалось двум шаловливым девочкам — его сестренкам, но Александр привыкал к такому укладу жизни. Вообще он имел сангвинический характер, не было в нем ни тягомотины, ни взрывов, ни непонятно откуда взявшихся слез, как это часто случается у меланхоликов.
Зато рядом был Скидельский базар. О таких базарах он только в книжках читал. Были в Красноконске по воскресеньям базары, куда дед носил продавать сделанные им самим деревянные ложки и гребенки. Иногда удавалось их продать, и тогда он покупал внуку слипшиеся конфеты-подушечки, но чаще ничего не продавалось, а в последнее время в магазинах появились металлические ложки и костяные или пластмассовые гребешки и дед стал безработным. А здесь чего только на базаре не было! В области создавались колхозы, но много крестьян жило на хуторах, они были единоличниками и на базар приезжали на своих личных подводах, везя на продажу все, чем могли запастись в домашних условиях: фрукты, овощи, мясо любых сортов, яйца, даже рыбу, пойманную в Немане. Много было мелких лавок-магазинчиков.
Пришлось Александру свыкаться с городской жизнью. Сначала ему казалось, что его заперли в кирпичных стенах, выйти некуда — кругом улицы, иногда широкие, иногда узкие, неприютные. Но он постепенно привыкал к этим «каменным мешкам», иногда ему нравилось потолкаться среди незнакомых людей, даже поговорить с ними. Бродил по улицам Гродно, присматривался, прислушивался. На улицах, где стояли воинские части, было немало военных,
