Не могу и не хочу - Лидия Дэвис
Но иногда мне наскучивают и мои собственные сны, и сам процесс сновидения: ну вот, опять, происходит что-то бессмысленное, это сон, я снова вижу сны. А иногда мне становится скучно даже от мыслей: ну вот, еще одна мысль, которую я сочту интересной или неинтересной — только не это! Если честно, иногда мне наскучивает даже дружба: ах, опять проведем вечер вместе, поговорим, потом я пойду домой — снова одно и то же!
Я вообще-то не хочу сказать, что мне наскучивают старые романы или сборники рассказов, если они хорошие. Только новые — будь они хорошие или плохие. Мне хочется сказать: избавьте меня от своего воображения. Я так устала от вашего живого воображения, пусть им насладится кто-нибудь другой. Вот какое у меня теперь настроение, хотя, может быть, и оно пройдет.
старая женщина, старая рыба
Рыба, которая покоится у меня в животе с обеда, была такая старая, когда я ее приготовила, что неудивительно, отчего мне теперь нехорошо — старая женщина переваривает старую рыбу.
у фармацевта (из Флобера)
И где же я остановился? В доме фармацевта! Да, но чей же он ученик? Самого Дюпре! Не правда ли, потрясающе?
Как и Дюпре, он делает много сельтерской воды.
«Я единственный человек во всем Трувиле, который готовит сельтерскую», — говорит он.
И действительно, я часто просыпаюсь по утрам — иной раз в восемь, а то и раньше — от звука вышибаемых пробок: пифф, пафф, кккккрррут!
Здешняя кухня играет в то же время роль лаборатории. Посреди кастрюль и горшков встает аркой
ужасающая пышущая паром медная труба,
и кухарка часто не может поставить горшок на огонь из-за того, что здесь ведутся фармацевтические операции.
Чтобы пройти в отхожее место во дворе, приходится перешагивать через ведра, набитые пузырьками. Здесь есть насос, который плюется водой и обрызгивает вам ноги. Два мальчика-работника промывают банки. Попугай каркает день и ночь: «Ты покушал, Жако?» или «Коко, милый Коко!» И дитя лет десяти, юный наследник, главная надежда фармацевтики, испытывает свои силы, поднимая тяжести зубами.
Предусмотрительность, которую я нахожу трогательной — в ватерклозете всегда есть бумага: клейкая бумага или вощеная бумага. Это обертки от заказов — они не знают, куда их еще девать.
Уборная у фармацевта такая маленькая и тесная, что приходится держать дверь открытой, когда испражняешься, и едва хватает места, чтобы подтереться — развернуться негде.
Столовая совсем рядом, за соседней дверью.
Слышно, как дерьмо падает в ведро, и одновременно — как переворачивают на тарелках отбивные. Рыгание мешается с пердежом, и т. д. — очаровательно.
И этот вечный попугай! Прямо сейчас он свистит: «Табачок у меня добрый, да-да!»
песня (сон)
В доме что-то случилось, а потом случилось что-то еще, но никому нет до этого дела. Легкий, приятный мужской голос начинает петь в холле второго этажа, он поет долго и бесцельно. Мы почти не обращаем внимания. Потом у подножия лестницы другой мужской голос внезапно рявкает: «Кто там распелся?!» Поющий замолкает.
два бывших студента (сон)
Один бывший студент велит другому бывшему студенту уходить — вдали от дома, ночью, в снегопад.
Уходи, говорит он другому. Если она застанет нас вместе, то будет называть обоих бывшими студентами и забудет, что ты это ты, а я это я.
Он старший из двоих. Он побывал на войне. Он не восстановился в университете, потому что захотел посвятить себя чему-то другому. Он глух на одно ухо.
Второй бывший студент младше, но побывал в Европе.
И правда, когда она выглянула в окно и увидела, как они ходят туда-сюда под уличным фонарем, для нее они были двумя бывшими студентами, в большей степени, чем если бы они были каждый сам по себе, хотя, конечно, от этого они не перестали бы быть бывшими студентами.
маленькая история о маленькой коробке с шоколадками
Один добрый человек сделал ей подарок, когда она ездила той осенью в Вену: маленькую коробочку шоколадных конфет. Коробочка была такая маленькая, что умещалась у нее на ладони, и тем не менее, каким-то чудом в ней было тридцать две прекрасные маленькие шоколадки, все с разными начинками, в два слоя по шестнадцать штук.
Она привезла ее из Вены, не попробовав ни одной шоколадки, она всегда привозила домой еду из путешествий. Она хотела показать ее своему мужу, и собиралась поделиться с ним. Но после того, как она открыла коробочку и они оба полюбовались на шоколадки, она снова ее закрыла, не тронув ни одной шоколадки и не предложив ему, и убрала ее в свой письменный стол. Там она ее и оставила, и время от времени доставала и смотрела на нее.
Она подумывала угостить шоколадками своих учеников, но забыла взять коробочку с собой.
Она не открывала коробочку, а муж ничего о шоколадках не спрашивал. Она не могла поверить, что он просто о них забыл, она-то сама так часто про них вспоминала и доставала коробочку. Но спустя пару недель она была вынуждена поверить, что он про них забыл.
Она подумала, что можно было бы съедать по одной шоколадке в день, но ей не хотелось открывать коробочку без особого повода.
Она подумала, что могла бы разделить шоколадки с тридцать одним другом или подругой, но не могла решить, по какому случаю.
Наконец, в конце семестра, она решила взять шоколадки с собой на последнее занятие и раздать ученикам. Она боялась, что, может быть, прошло слишком много времени, потому что добрый человек из Вены подарил ей эти конфеты целых четыре недели назад и шоколад мог приобрести залежалый вкус, но все равно стянула коробочку резинкой и взяла ее с собой.
Она рассказала ученикам, как удивилась, когда узнала, что шоколадок в этой миниатюрной коробочке хватило бы на компанию из тридцати двух человек. Она ждала, что они засмеются, но они не засмеялись. Может быть, они не были уверены, что смеяться будет вежливо, а
