Черная метель - Элисон Стайн
– Мне очень одиноко, – только и сказала я.
Может быть, я надеялась, что отец прислушается; в конце концов, он сам спросил. Но тут же стало ясно, что спрашивал он не всерьез. Не хотел он ничего знать.
Отец резко поднялся из-за стола; стул упал с таким грохотом, что мы с мамой вздрогнули.
– Если тебе так тяжело, если ты так одинока, тебе нужно проводить больше времени со своей сестрой, – произнес он с сарказмом.
Мама не отрывала глаз от лежащего на полу стула.
– Мне было одиноко, – начала я. – Но потом я стала ходить в библиотеку и помогать Сэму, и…
– Что бы это ни было, теперь этому конец.
– По-моему, если бы вы познакомились с Сэмом, Капитаном и всеми людьми, которых я встретила в городе…
– Не буду я ни с кем встречаться. И ты тоже. Ни тайком, никак. Хватит _ _ _ _.
– Хорошо… Буду ходить только на работу и домой, и все…
– Нет. Это уже пройденный этап. – Отец, продолжая стоять, отрицательно покачал головой. – Этот план не _ _ _ _. Работать ты больше не будешь.
– Что ты хочешь сказать? – спросила я, надеясь, что ослышалась.
– Хватит. С работы ты уволишься.
– Я не могу. Разве нам не нужны деньги? – обратилась я к маме.
А как же Хелен и другие мои замечательные новые знакомые? Мама, кажется, собиралась что-то для нас придумать? Но теперь я поняла, что это была лишь мечта: когда мы вместе работали на кухне, мама поделилась со мной всего лишь мечтой. Тогда это было можно. Но не сейчас, не при папочке, который позаботится о том, чтобы ничьи мечты не сбылись.
Ничьи, кроме его собственных.
– Нам нужно, чтобы ты была дома, в безопасности, с сестрой. Вот что нам нужно. – Отец, который стоял, опершись о стол кулаками, резко от него оттолкнулся.
– Я не могу просто так бросить Луизу. Она на меня рассчитывает.
– Мама ей скажет.
– Но я должна в понедельник с ней поговорить.
– Понедельник ты проведешь здесь. Ты больше не будешь _ _ _. Никогда.
– Папа…
– Я больше не верю тебе. Пока тебя нет дома, мы понятия не имеем, где ты находишься и что с тобой может случиться… Поэтому ты должна оставаться здесь. Скажи себе спасибо, Тея. Ты сама себе это устроила. – Отец повернулся ко мне спиной, и дальше я уже плохо слышала: кажется, мне поручалось учить Амелию, чтобы мама была посвободней. Пытаясь унять боль в висках, я кое-как восстановила смысл сказанного.
– Папа, я не учитель. Мне всего шестнадцать лет.
– А ты постарайся.
Затем он вышел из дома, так хлопнув сетчатой дверью, что она загудела.
Мама нагнулась, чтобы поднять стул.
– Тея… – начала она.
Но я вышла из комнаты.
Амелия лежала ничком на кровати в нашей комнате. Когда я вошла и тихо прикрыла за собой дверь, она подняла голову с подушки. Лицо у нее покраснело и опухло.
– У тебя неприятности из-за меня? – спросила она.
– Нет. – Я села на свою койку.
Теперь это моя тюрьма. Эта комната, этот дом, эта ферма, которая, по обещаниям моих родителей, должна была стать большой и просторной, – и вот я уже уперлась в ее границы. Мне нужно было больше пространства, больше людей, больше времени. Больше, еще больше. Мне нужно было еще что-нибудь. Я думала о Рэе и его камнях, об Элмере и его книгах. А мне чем заняться в жизни? Как мне это выяснить, сидя здесь взаперти?
Прижав к лицу подушку, я закричала в нее.
– Что с тобой? – испугалась Амелия.
Я отбросила подушку. Тяжесть утраты потрясла меня. Мне было отказано в общении с внешним миром, в уроках с Рэем, в новых друзьях.
– Я все запорола, – ответила я сестре. – И нет никакой возможности все это вернуть, рассказать ему…
– Кому рассказать?
– Я потеряла свою работу, друзей, Рэя…
– Кто такой этот Рэй? – Амелия была вся внимание: уселась на кровати, скрестив ноги, и заговорщицки положила подушку себе на колени.
– Парень, с которым я познакомилась, – сказала я. – Он меня многому научил.
– Чему научил?
Меня раздирали противоречивые чувства: опасение, что я и так уже слишком много наговорила, боролось с желанием поделиться своей тайной, выложить все. Информация жгла меня изнутри, желая вырваться на свободу и стать достоянием общественности.
– Например, языку глухонемых.
Амелия не стала спрашивать, зачем мне это понадобилось. Не принялась уверять меня, что я прекрасно или вполне приемлемо слышу и одного языка мне достаточно. Ничего подобного. Я успела представить себе всякие вопросы, протесты и обвинения, которые могла бы услышать от сестры. Они канули в небытие, так и не прозвучав. Амелия все поняла.
– Научи меня, – попросила она.
– Я очень мало знаю.
– Но больше, чем я.
– Я только начинала учиться.
– Ну и пусть. – Амелия устроилась на кровати поудобнее, словно готова была провести так всю ночь. – Мы можем учиться вместе.
У меня сохранилась еще одна библиотечная книга, которую мама не нашла. Она была спрятана под домом, в углублении между внешней стеной и землей. Видимо, грунт там частично выветрился, а может, фундамент дома изначально не был сплошным. В нем образовалась небольшая щель, и за стеной получился защищенный от дождя карман. Хотя никакого дождя и не было.
Обнаружив этот прогал и спрятав в нем вторую библиотечную книгу – пособие по языку глухонемых, – я мысленно поблагодарила Катберта за его криворукость.
Рэй говорил, что я не смогу научиться по книге всему. Можно научиться только у другого человека. Но не у слышащего, конечно, уточнил он. Слышащие не живут с этим. Они не являются частью культуры.
А с чем живу я? В какой культуре? Мне казалось, что я разделилась на две половины. Не вполне слышащая, не до конца глухая. Я существовала как бы в дверном проеме. Рэй предложил мне способ проникнуть с ним в комнату. Но теперь Рэя со мной не было, и я вновь оказалась на улице.
Я знала, что одной книги недостаточно, но больше у меня ничего не было.
Наступил понедельник. Небо было затянуто желтой дымкой. Но облака не предвещали дождя. Как всегда, впрочем.
Амелия проснулась раньше меня, оделась в полумраке и, как полагается хорошей девочке, заправила постель. Она торжественно расчесала волосы двадцатью пятью движениями, как будто нам было куда идти и кто-нибудь мог нас увидеть. Затем
