Это - Фай Гогс
И здесь моя безупречная репутация добросовестного документалиста лишает меня иного выбора, кроме как разразится скучнейшим двухчасовым многоточием, иногда прерываемым кроваво-красными вспышками ничего не значащих, хаотических наборов из знаков пунктуации, а также шипением шипящих, звоном звенящих и грохотом гремящих букв (эти последние просто обязаны быть выдуманы мною по такому случаю). Но подумав так, мой склочный читатель вновь окажется в дураках, ибо забудет о моей исключительной авторской привилегии доступа к черным ящикам с самописными лентами, на которых вселенная продолжала безучастно протоколировать все, что происходило, пока я лежал без сознания на дне багажника машины моей долговязой[17] помощницы.
А происходило вот что: сперва бомжи аккуратно разложили на тротуаре весь свой мусор в соответствии с его размером, затем сделали то же самое, но уже в алфавитном порядке, а потом уковыляли в магазин, чтобы прокутить те восемь долларов на ассигнации, которые нашли в моем бумажнике. Улица опустела.
Через некоторое время в дальнем ее конце показались двое ребят и девушка лет шестнадцати. Большинство опрошенных нами экспертов (опроси мы их), пришли бы к однозначному выводу: каменные лица подростков были противоестественно бледны, и эта бледность резко контрастировала с глубокой чернотой их кожаного прикида. Передвигались они, еле шевеля ногами от потери крови во время пирсинга и татуирования девяноста восьми процентов поверхности своей кожи унылыми стихотворными бессмыслицами авторства нынешних коллег отца Тартальи (а быть может, и его самого).
Несмотря на странную, неуловимую схожесть, выглядели они очень по-разному: один был мал ростом и довольно тучен, другой высок и крайне сухощав, а девушка была росту среднего и неожиданно оказалась настолько хорошенькой, что ее не портила ни черная помада на губах, ни тату «Маленькая мертвая сучка», набитая поперек ее лба.
Когда они поравнялись с «Мустангом», между ними состоялся разговор следующего содержания:
– Смотри-ка, ключи от тачки валяются. И рядом никого, – дискантом проговорил толстяк.
– Прикольно, – вяло отозвалась девица.
– Сопля, глянь-ка, крышу у нее можно поднять?
– Зачем? – апатично поинтересовался длинный.
– У меня шланг в сумке. Если поднимем крышу, то сможем сделать то же самое, что и те японские перцы. Как и собирались. Что скажите?
– Да пофиг…
Пока Сопля ковырялся с машиной, толстый и девица бесстрастно наблюдали за ним, не вмешиваясь в процесс. Наконец, полотняная крыша «Мустанга», порванная в нескольких местах, была раскрыта, а стекла подняты. Толстяк уселся на место водителя и завел двигатель. Девушка села рядом с ним, а Сопля, выбившись из последних сил, развалился сзади, облокотившись о проржавевшую до дыр металлическую стенку, за которой скрывалось мое неподвижное тело.
Поскольку водительские способности коротышки оставляли желать много лучшего, к тому времени, когда он остановил машину на опушке леса, отмахав по ночному шоссе миль двадцать в сторону от города, периодически бившийся о мою бесчувственную голову домкрат успел прийти в полную негодность. В некоторых труднодоступных районах юго-восточной Азии старики-туземцы и поныне обозначают подобные ситуации особым иероглифом, который можно перевести как «говенная карма».
Не заглушая двигатель, толстячок, который явно был у них за главного, достал из сумки тонкий резиновый шланг и кинул его длинному.
– Давай, Сопля, шевелись.
Тот покорно вышел из машины, приладил шланг к выхлопной трубе, вставил другой его конец в узкую щель между задним окном и крышей и забрался обратно. Машина начала понемногу наполнятся едким дымом. Толстый произнес сдавленным голосом:
– Ну, типа, надо что-то сказать… типа речи… Короче, мы, типа, сейчас кони двинем, и все такое… и нас перестанут доставать всякие уроды и обсосы… и типа никаких больше акустических каверов на классику «Лакуны»…
– …и типа никаких больше «Дорогая, положить тебе еще немного брокколи?» – с дрожью негодования добавила девушка.
– Эй, Сопля! Просыпайся! Твоя очередь! – взвился толстяк, заметив, что длинный не реагирует.
Сухощавый вздрогнул и меланхолично произнес:
– …и типа никакой больше гиноцентрической сексуальной дискриминации в результате постмодернистского переосмысления гендерных стереоти…
– Сопля, а ты не мог выбрать момента получше, чтобы опять лезть к нам со своей книжной тупизной? – резко прервал его коротышка.
Сопля горестно вздохнул и умолк.
Через некоторое время донесся голос толстяка:
– Ага, а я ведь типа того, не дышу минут уже десять как. Ну а чё. Клево. Живой есть кто?
– Не. Все вроде, кранты, – ответила ему девица.
– Эй, Сопля, ты там подох уже?
– Ну, я бы, пожалуй, оспорил данное утверждение. Ты выбрал машину с дырявой крышей, поэтому…
– Ой, Сопля, вот не начинай… Признайся, что подох, будь мужчиной… И перестань кашлять – мертвые не кашляют!
– А это не Сопля. Это из багажника.
Откуда-то сзади действительно доносился глухой кашель, и принадлежал он человеку, который на тот момент был довольно-таки далек от уверенного и однозначного ответа на Четыре Основополагающих Вопроса Бытия: существую ли я? Если существую, то где именно? А почему тут так нехорошо пахнет, и совсем нечем дышать?
Однако прежде, чем воссоединится с организмом не вполне очевидной пока пригодности для жизни, вероломный автор-симбионт захочет применить хитрый киношный приемчик утроения ракурса, преследуя при этом одну единственную цель: воспользоваться тремя парами глаз, рук и ног, чтобы поскорее выбраться на свежий ночной воздух прочь из задымленной машины и помочь кашляющему горемыке покинуть его душную темницу.
Но пока гото-ребятня нащупывала ручки дверей, вылезала наружу и брела к багажнику, сомнамбулически раскачиваясь из стороны в стороны и неуклюже растопырив конечности, оттуда уже доносились удары металла о металл. Крышка распахнулась, из проема сначала вырвалось облачко ядовитого дыма. Вслед за ним оттуда вывалился окровавленный молодой человек невысокого роста, в джинсах, кроссовках и дорогой кожаной куртке. В руках незнакомец сжимал не подлежащий восстановлению домкрат. Лежа на земле, он зашелся в новом приступе кашля.
Затем, кое-как восстановив дыхание, молодой человек сел, прислонившись спиной к бамперу, отложил домкрат в сторону и осторожно ощупал голову, из которой ручейками струилась кровь. Убедившись в отсутствии сквозных пробоин, он вытер тыльной стороной ладони кровь с глаз и только после этого смог, наконец, разглядеть три темные фигуры, неподвижно нависшие над ним на фоне залитого ярким лунным светом неба.
– Привет… Вы еще кто такие? – устало поинтересовался неизвестный, снова взявшись за домкрат.
– Ну, мы вроде как эти… – неуверенно начал коротышка.
– …восставшие мертвецы, или типа того… – подхватила девица.
– Что-то я
