Сказка - Владимир Георгиевич Сорокин
РЕЖИССЁР. Тридцать! Довольно с тебя, дурак! Вот тебе! (Кидает в Гаева три чёрных blister.) Пошёл вон!
Под крики и улюлюканье измазанный тухлыми яйцами Гаев слезает со стола и усаживается на своё место. На стол забирается Аня.
АНЯ. Когда я узнала, что дом и сад выставлены на торги, я не спала четыре ночи. А на пятую ночь меня пронзила мысль ясная, как солнечный луч: пусть продают наш дом! Пускай! Он давно уже не наш, мама! Сколько лет ты не жила в нём? Да, тут прошло твоё и моё детство. Но мы уже выросли, мама! Наши детские платьица давно отданы другим детям. Наш дом и сад — это те же детские вещи, куклы, игрушки. Пора избавиться от них и начать новую жизнь! Свободную! И сказать старой жизни — прощай! Без сожаления, мама! Когда ты получишь деньги, мы посадим новый сад. Новые, молодые вишни зашелестят на новом месте, в них поселятся птицы и запоют свои песни. И начнётся наша новая жизнь, мама! Я окончу гимназию, выдержу экзамен и с радостью войду в эту новую жизнь! А вот твоя Шарлотта невыносима! Зачем ты её мне навязала?! Вчера в ресторане она платила за наш завтрак нашими деньгами и дала целый илон на чай! Какое хамство! У нас же совсем нет денег, мама!
РЕЖИССЁР. Справедливо, Анечка, справедливо. У вас нет денег. И это потому, что maman держится за старую жизнь как за якорь. А ты хочешь отрезать этот якорь и уплыть в море жизни. Правильно! Cut, baby, cut. Вот тебе, гимназистка! (Бросает в Аню белый blister.)
Поцеловав и прижимая ветку сирени к груди, Аня спрыгивает со стола и садится на своё место. На стол неловко вскарабкивается Симеонов-Пищик.
СИМЕОНОВ-ПИЩИК. Вы подумайте! Я хоть и полнокровный, апоплексический, но здоровье у меня лошадиное. Вообще, я вам, дамы и господа, так скажу: электролошадь — полезное животное. А почему? В забегах участвует — раз, не устаёт — два, и продать её можно — три. Вот вам и простая арифметика. Третьего дня на дерби в долине Ветров выиграл двести илонов. А завтра платить проценты по залогу — триста пятьдесят! Вопрос: где взять ещё сто пятьдесят? Слава богу, я здесь пока нахлебником проживаю, на хлеб насущный ничего не трачу, ну так это ж до поры до времени! Скоро их дом продадут, и мне — adieu. Вы подумайте… В лотерею не везёт пока. Какой-то дурачок с Арсии выиграл разом пятьдесят тысяч. Везёт же всегда дуракам! Мне бы хоть десять — всё бы решил, выкупил бы наше поместье сразу, построил бы три новых теплицы, выращивал бы авокадо. С авокадо, я давно уж заметил, тут, на Марсе, плоховато. Говорят, потому что великий Илон не любил этот овощ. А дамы авокадо обожают. И устриц. Но устриц здесь негде выращивать, моря на Марсе пересохли три миллиарда лет назад. Вы подумайте! Везут с Земли замороженными, поэтому и стоят — двадцать илонов штука. Пилюли тёплые принял, не забыл. У кого б занять сто пятьдесят? У Шарлотты Ивановны уже одалживался. У Лопахина тоже. У остальных денег нет. Обнищали все! Почему? Потому что дураки!
РЕЖИССЁР (обращается к зрителям). На какого зверя похож этот субъект?
ГОЛОСА. На крысу! На мышь! На морскую свинку! На хорька! На хомяка!
РЕЖИССЁР. На хомяка! Правда?
ЗРИТЕЛИ. Правда!
РЕЖИССЁР. Только мешки защёчные у него пусты. А почему?
ГОЛОС. Всё прожрал!
РЕЖИССЁР. Всё прожрал! Точно! Поэтому теперь может только пищать. Симеон-Пищик, ты приговариваешься к художественному писку. Пищи! Но пищи хорошо! Не то тебе будет плохо! (Зрители одобрительно ревут.)
Симеонов-Пищик поджимает свои короткие руки к пухлой груди, запрокидывает толстое лицо и пищит. Зрители одобрительно кричат и свистят. Он продолжает пищать, дрожа всем своим полным телом. Наконец, устав, он валится на стол.
РЕЖИССЁР. Молодец! (Кидает в Симеонова-Пищика белый blister.)
Зал аплодирует. Симеонов-Пищик, помахивая всем веткой сирени, уползает со стола к себе на стул. На стол всходит Варя.
ВАРЯ. Меня все уже год сватают за Лопахина! Он мне ещё слова не сказал, а все сватают и сватают, как помешанные! Мама говорит: Варя, тебе уже двадцать четыре года, пора принять решение. Какое решение?! Я что, сама должна ему сделать предложение? За это время он меня никуда не пригласил одну. Только в компании. Мог бы хоть пригласить полетать над каньоном. У него же модный красный флаер. Мама говорит, что он стеснительный. Какая глупость! Он купец, хваткий господин. Глупость, глупость… Вокруг одна глупость. Распускают слухи, что я из экономии приказала кормить Яшу и Дуняшу протоплазмовой пульпой. Надо же до такого додуматься! Вот Шарлотта питается так же, как и мы. Разве я против? Она вообще стала себе позволять много… Господи! Неужели дом продадут?! Не верю! Господи, помоги нам! (Крестится.)
РЕЖИССЁР. Варя, вы боитесь, что дом продадут?
ВАРЯ. Да, боюсь. Очень боюсь!
РЕЖИССЁР. Сильно боитесь?
ВАРЯ. Очень сильно!
РЕЖИССЁР. Скажите нам, это ваш самый сильный страх в жизни?
ВАРЯ. Ну… как вам сказать…
РЕЖИССЁР. Скажите честно.
ВАРЯ. Я… (Замолкает.)
РЕЖИССЁР. Варя? (Варя молчит.) Варя, скажите нам, какой ваш самый сильный страх? (Варя молчит.) Варя! (Варя молчит.) Варя! Мы ждём.
Варя молчит. Зрители недовольно гудят.
РЕЖИССЁР. Что ж, тогда я расскажу о вашем главном страхе. Однажды, когда вам было девять лет, вы нашли в саду маленькую зелёную гусеницу…
ВАРЯ. Нет! Прошу вас!
РЕЖИССЁР. А затем вы…
ВАРЯ (кричит). Не-е-е-е-е-ет!!
Зал ревёт. Варя опускается на колени. Режиссёр делает знак залу. Зрители замолкают. Слышно журчание. Под стоящей на коленях Варей появляется лужа мочи. Варя дрожит и начинает всхлипывать, закрывает лицо руками.
РЕЖИССЁР. Довольно. (Бросает в Варю белый blister.)
Варя продолжает всхлипывать, стоя на коленях в растущей луже мочи.
РЕЖИССЁР. Помогите ей.
Шарлотта залезает на стол, поднимает ветку сирени, засовывает её Варе за ворот платья и помогает ей приподняться; потом она усаживает Варю на её место. На стол влезает Епиходов.
ЕПИХОДОВ. Ежли говорить прямолинейно и ответственно — марсианского климата я одобрять не имею оснований. Великий Илон был человеком большинским, спору нет. У нас здесь, на Маринере, всё в полной комплектации. Но климат — это вам не электролошадь, не робот Вася. С климатом шутки плохи!
