Остров Свободы - Борис Геннадьевич Цеханович
С утра припозднился и в автобус ПАЗик ввалился чуть ли не последний. Все места кроме переднего были заняты и я сразу плюхнулся туда. В автобусе повисла удивлённая тишина, на которую особо не обратил внимания. А ещё через полминуты в салон ввалился здоровенный прапорщик и сразу же громко возмутился: – Это чего это соловьи занимают чужие места?
Поняв, что это и есть прапорщик Ламтев – Дед Карибского бассейна, и также мгновенно вспомнил о существующих кубинских традициях в наших офицерских кругах, о которых мне вчера толковал Игорь Цикрович. Если у нас в войсках принято молодого солдата называть салагой, то в кубинской армии таких называли – Соловьями. Вторая традиция говорила – раз ты Соловей, то в автобусе должен ездить на задних сиденьях, а старослужащие офицеры и прапорщики на передних. И вот так я, соловей, невзначай нарушил традицию, сев на самое удобное место Деда Карибского бассейна. Если говорить по-честному, то в общественном транспорте я любил ездить как раз на задних местах. И спина всегда прикрыта и весь салон на виду и под контролем. Поэтому, несмотря на такую дебильную традицию, ничего не видел оскорбительного для себя в езде на задних местах и сейчас. Но тут меня уже «заело».
Потому что – не понял? А почему прапорщик, причём штабной прапорщик, хоть и Дед Карибского бассейна, должен занимать такое удобное место, а не например офицер – командир взвода или батареи, кои сейчас присутствовали в автобусе? И почему я, начальник разведки учебного центра, старший лейтенант, хоть и соловей – должен уступать ему место?
Я продолжал, молча и спокойно смотреть на продолжавшего бушевать прапорщика, который при этом оценивающим и холодным взглядом смотрел на меня, готовясь к схватке за место. Точно таким же взглядом смотрел и я. Здоровый, сильный бугай и в случае схватки ему будет пожалуй тесновато здесь, а я немного владел приёмами карате и не составляло особо труда нанести ему несколько не хилых ударов, чтобы он успокоился. Остальные офицеры молчали и с любопытством наблюдали за этим поединком. Спасует старлей или нет? Пойдёт на обострение или зассыт? Заломает он в схватке прапорщика или тот выйдет победителем?
– Старлей, ты сидишь на моём месте, – уже открыто и с угрозой прорычал прапорщик.
– Раньше приходить надо, теперь это моё место, – я внешне спокойно смотрел на него, но внутренне сжался, понимая, что звание Деда Карибского бассейна надо поддерживать и может быть Ламтев и ринулся бы в атаку на меня, но сзади его взял под руку крепкий старший лейтенант.
– Коля, не трепыхайся. Садись сюда.
И Коля сел рядом со старшим лейтенантом, продолжая разоряться, чтобы уж совсем не уронить своё Реноме: – Вот блин… Соловьи, не успев приехать, уже порядки свои начинают заводить…
Но ему уже шепнули: – Не лезь… это начальник разведки и ещё «тёмная лошадка», – после такого пояснения Ламтев с любопытством посмотрел на меня и больше не дёргался, а я в свою копилку добавил небольшой плюсик.
На разводе меня представили офицерскому и личному составу, после чего я встал в строй офицеров управления и уже сам с любопытством огляделся. Что ж, уютненько. После развода Цикрович завёл меня в кабинет начальника штаба, где я уже по всей форме представился майору Захарову. Невысокий, с намечающимся животиком Захаров был живчиком и с юмором. Тут же усадив за стол, стал вводить в курс дела и, уточняя на что обратить внимание при приёме дел и должности, одновременно при этом ругаясь с одним из командиров батарей.
– Ну, а как примешь, я тебя более подробно проинструктирую по твоим обязанностям. Всё, Цикрович, забирай заменщика… Идите, вы мне не нужны…, – и тут же стал с азартом рулиться уже с другим офицером.
Сначала Игорь показал штаб и какие где находятся кабинеты. Вышли на небольшой плац и я ещё раз огляделся, слушая объяснения заменщика: – Вот справа три казармы. Это первая, вторая и третья реактивные батареи. Там же живут и взвода. Взвод управления и взвод материального обеспечения дивизиона. Пошли, зайдём в казармы.
Казармы, лёгкие щитовые бараки. Стены снизу у фундамента и вверху под крышей по всему периметру имели широкие щели для устройства сквозняков. А так – неширокий центральный проход, кровати в два яруса и непривычный для моего взгляда атрибут в виде москитной сетки на каждой кровати.
– Что комары достают?
– Есть немного… Только не комары, а москиты. Здесь их мало, а вот когда на полигон в Канделярию поедете, вот их там – море. Особенно летом и особенно ночью.
– А в чём разница между комаром и москитом? – Слегка удивился я.
– Комар он крупнее. И наш комар, прежде чем тебя цапнуть – он приземляется, ходит и ищет место куда вонзиться. А москиты мельче и их тут аж двадцать разновидностей. Злые, агрессивные, он ещё приземлиться не успел, а уже кровь сосёт. Тоже ещё познакомишься… Ну, вот так в принципе и остальные расположения. Ещё москитная сетка зимой опускается и в ней теплее, да ещё напердят и вообще тепло.
– Ночью ведь тепло… Какой холодно?
– Холодно, Боря, холодно. Это ты так оцениваешь, потому что только что прибыл с Союза. Вот тебе и кажется, что жарко. А пробудешь тут год, особенно после лета и тебе плюс 27 градусов ночью тоже будет холодно. Организм в этом плане очень здорово адаптируется. Ты посмотри – на каждой кровати ещё по два одеяла и не просто обычных, солдатских, а из верблюжьей шерсти.
– Ни фига себе…, а я то думал – Зачем мне утеплённую куртку выдали?
После казармы прошли в Ленинскую комнату, затем зашли в доморощенную мастерскую, где несколько солдат чистили огромные и красивые раковины. Несколько штук их уже очищенных и покрытых лаком стояли на полках, там же стояло несколько красивых парусников из красного дерева и подсвечников, тоже сделанные из этого же материала. На нитках висели круглые, раздутые рыбы. На дощечках здоровенные раки.
Игорь посмеялся: – Не раки это, а лангусты. Такие же мастерские есть в каждом подразделении. Отбирается человека два-три с руками и головой и вот они тут трудятся – делают различные сувениры себе, товарищам, офицерам на память
