Алфавит от A до S - Навид Кермани

потому что, будучи ребенком, я так же задумчиво смотрела на пролетающие мимо пейзажи с заднего сиденья автомобиля? Да, возможно. Но дело еще и в самом маршруте: по автобану дорога идет через мосты, широкими дугами через лесистые холмы, откуда почти не видно ни одной деревни; поезд же скользит вдоль реки, через деревни и поселки, мимо промышленных зон и кемпингов. Чем пустыннее и тише за окном, тем сильнее это ощущение усиливается благодаря сумеркам, опускающимся в долину, и тем лучше я представляю, как скрипят ступени в фахверковых домах, как обставлены гостиные, что производят местные фабрики, с каким акцентом говорят местные жители, насколько хорошо бабушки и дедушки знают Библию, чувствую запах жареной картошки из фургончиков с фастфудом и вижу декор пиццерий, и у меня покалывает в руках при мысли о спортивных залах… Я до сих пор помню названия этих мест с чемпионатов по волейболу. Или, по крайней мере, мне так кажется; ведь на самом деле прошло уже тридцать, сорок лет с тех пор, как я посещала одноклассников в их деревнях, каждая из которых – словно отдельный мир, каждая из которых как отдельная церковь, или как мы по дороге домой после игры останавливались у придорожной забегаловки, десять хихикающих волейболисток, которые вызывали улыбку даже самого сурового верующего. Иллюзия вечности: возвращаясь, веришь, что все осталось прежним. Сумерки помогли, и теперь, в темноте, ничто не противоречит моему представлению.

49

Мимоходом, почти стыдливо он сообщает о том, что мать пришлось отправить в дом престарелых. Она вообще что-нибудь заметила? Трудно сказать, отвечает он беспомощно, а его сестра, которую я знаю с детства, сидит рядом. Мы играли целыми днями в саду или, если шел дождь, в подвале одного из тех новых одноэтажных домов на склоне – новыми они были пятьдесят лет назад, на пожелтевших фотографиях родители выглядят как наши дети. Мать пережила отца на восемь лет, хотя ни дня этого не хотела. У меня нет лучшего ответа, кроме как сказать, что умереть не так-то просто; многие этого хотят, особенно в старости, но судьба им не благоволит. Пока она ждала смерти, постепенно теряла способность желать что-либо или, по крайней мере, выражать свои желания так, чтобы другие могли их понять. Органы продолжают работать, если они не больны, у них есть воля к жизни, которая заложена в каждой клетке; если ты не в состоянии подавить собственный инстинкт самосохранения, если даже не можешь желать смерти, это может продолжаться годами, десятилетиями. Тогда матери остается только ждать, пока тело не умрет само.

Однажды он собрался с духом и спросил у матери, хочет ли она к папе. Мать не отреагировала. Не поняла? Однако позже она попросила его уйти, возможно, это и была ее реакция, ведь обычно она каждый раз смотрит с грустью, когда дети выходят из комнаты, словно они никогда больше не увидятся.

* * *

Пока я еду с востока на запад, моя подруга едет с юга на север, чтобы успеть попрощаться на смертном одре, а не в морге. Поскольку в долине множество зон без сигнала, звонить бесполезно, и я отправляю ей СМС с соболезнованиями. Она отвечает, что дважды вынуждена была пересесть на другой поезд из-за «нарушения в графике» и не уверена, успеет ли вовремя добраться до родного города. Больнице нужно освободить палату для другого пациента, который еще может выздороветь. Пересекутся ли наши пути? Наши жизни тоже сбиты с привычного ритма. Это возраст: ее, мой, друга, который вчера пришел на мою встречу с читателями. Мы знаем друг друга с детства, и наши родители умирают плюс-минус в одно и то же десятилетие. «Он еще ел пирог, – пишет подруга. – Очень больно, что он был один, но, похоже, все произошло быстро». И следом еще одно сообщение: «Так грустно. Ведь они дали нам жизнь». Странное замечание, думаю я. Конечно, родители дали нам жизнь. И все же… «Они не могут просто так уйти», – кричит внутренний ребенок, на губах которого остались крошки пирога.

50

Когда я стою у плиты, звонит мой зять и сначала ходит вокруг да около, голос глухой, спрашивает: ты уже слышала? Очевидно, он хочет подготовить меня, дать время, чтобы я могла сесть или хотя бы за что-то ухватиться. Я думаю, что что-то случилось с сестрой, отцом или кем-то из детей, и кричу:

– Нет, ничего не слышала, говори быстрее!

– Так ты еще не слышала?

– Нет, говори уже!

Мой сын, который ждет ужина, тоже начинает нервничать. Когда зять наконец произносит это, я, вопреки всем приличиям, испытываю облегчение: никто из близких не умер. Но откуда же тогда эта глухота в его голосе? Что-то осталось недосказанным, я чувствую, и вот уже он произносит слово «самоубийство». Тело нашли под мостом. Еще один из тех дней, когда ничего не происходит.

Если ограничиться только тем, что действительно важно, важно в течение дня, года, жизни, то остаются только рождение и смерть. То, что я слышу только о последней, – может, дело не только в возрасте, но и в моей профессии, в моем мировоззрении, в том, что рядом всегда такие спутники, как Чоран? Или же это потому, что собственное горе притягивает другие печали, как спиртное – алкоголика?

51

Хотела сходить на кладбище, чтобы перед отъездом задать вопрос матери, но зачиталась стихами Эмили Дикинсон, которая тоже говорит о смерти.

Наш Мир – не завершенье —

Там – дальше – новый Круг —

Невидимый – как Музыка —

Вещественный – как Звук.

Он манит и морочит —

И должен – под конец —

Сквозь кольцо Загадки

Пройти любой мудрец.

Чтобы найти ответ —

Сносили наши братья

Презренье поколений —

Не убоясь распятья.

Споткнувшись – ловит вера —

Со смехом пряча стыд —

Хоть прутик Доказательства —

Флюгер – поводырь.

Раскаты аллилуйи —

Гром с кафедры – вотще!

Наркотик не работает —

Душу точит червь [21].

Она почти никогда не покидала своего городка, расположенного в восточной американской провинции, не создала семьи (семейная жизнь – еще более сложное испытание, чем смерть), не училась, не работала, с юных лет предпочитала уединяться в своей комнате и, став взрослой, редко выходила из дома дальше, чем на прогулку по