Это - Фай Гогс
Моя вина, что я не сумел переубедить моего товарища. Родителям вообще свойственно пренебрегать способностями своих отпрысков, однако я считал, что он с этим сильно перегибает. Возможно, сказывалась ревность предыдущего демиурга к своему приемнику, но какая теперь разница? В итоге мы ошибочно признали тебя Джо, хоть и решили оставить тебе имя Диего, чтобы не травмировать лишний раз. Твою подготовку было решено продолжить.
Настоящего же Джо, которого мы тогда сочли Диего, но которого во-избежание путаницы нам пришлось называть Джо, я передал на попечение моих питтсбургских собратьев во Христе. Правило, которого мы продолжали придерживаться неукоснительно, требовало держать малыша-демиурга как можно дальше от всех нас, пока наследник не будет готов к объединению. Осторожность эта показалась нам тогда более, чем уместной. Создателю в минуту раздражения достаточно было легкого щелчка пальцев, чтобы кого-нибудь из нас не стало, а после этого жизни всех остальных людей на этой планете уж точно не стоили бы и ломанного гроша!
Поэтому вообрази, что мы пережили, когда Джо бесследно исчез из школы, и даже после многих лет упорного поиска мы так и не смогли его найти! А исчез он через несколько часов после того, как в двери нашего дома постучалась поразительно красивая девочка лет десяти-двенадцати и, назвав себя Черной Лисой, заявила, что она здесь для того, чтобы исполнилось старинное проклятие.
Так Лис стало две, а часы судного дня вновь оказались запущены. Зато теперь у нас, как мы думали, имелось огромное преимущество – мы точно знали, какого именно персонажа тебе надо будет придумать. Им должен был стать маленький художник, лоботряс и разгильдяй по имени Джо, которого в детстве отдали в католическую школу…
Сказав это, священник устало замолчал. Я выждал еще немного, но ничего больше так не услышал.
– И это все, что ты собирался сказать? – спросил я его, дрожа от гнева.
– Неужели этого недостаточно? Моего смиренного признания, что отныне вся Вселенная принадлежит тебе одному? Что, придумав того, кто до этого придумал тебя, ты навсегда обессмыслил все эти «до» и «после» и стал первым действительно самопорожденным существом? И, весьма вероятно, стал первым, кто на самом деле достиг бессмертия во плоти?
Эти слова заставили меня задуматься, и я совсем забыл про астероид размером с пол-Делавера, промчавшийся мимо нас в сторону юга. Отдалённый грохот заставил меня встрепенуться.
– Майами? – рассеянно спросил священник.
– Ага, – так же рассеяно ответил я.
– Невелика потеря. Крокодилов-то их жрать никто не заставлял, верно? – И он сообщнически мне подмигнул.
– Верно. Сами допрыгались, – ответил я, обескураженный его новым подходом. – Ладно, оставим пока бессмертие в покое. Напоминаю, что ты собирался ответить на два вопроса: «как» и «зачем». И не вздумай мне опять рассказывать, кому этот мир принадлежит. Учитывая, что я сам создал реальность – от Альфы до Омеги – мне ли не знать, чей он?
– Он твой. Это больше не обсуждается. Ты все же должен простить меня. Так бывает, когда много лет бьешься над неразрешимой загадкой, а находя ответ, вдруг понимаешь, что он всегда был под самым твоим носом! Произошло это несколько минут назад, в тот самый момент, когда, описывая сотворенный тобою мир, ты назвал его «совершенным».
Конечно, сам по себе тезис о совершенстве мира далеко не нов. Приметишь зимой парня в стоптанных сандалиях, ступающего по глубокому снегу, яко посуху – прячься, беги, пока он не замучил тебя до смерти своей напыщенной болтовней про подобные штуки! Но ведь ты-то точно не один их этих. Ты, как и твой наставник, никогда не делал и не говорил чего-то просто так, без цели явной или тайной. Следовательно, в твоих словах непременно должна была скрываться некая уловка. И скажу безо всякой бравады: я сразу понял, что это она и есть, когда ты как бы невзначай упомянул о своем притворном разочаровании тем, как ведут себя люди.
Почему притворном? Да потому, что, будучи неотъемлемой частью твоего совершенного мира, они никак не могут вести себя иначе, как в соответствии с твоим же собственным совершенным замыслом, правильно?
Он горделиво приосанился, будто высказал нечто несусветно умное.
– Ты и сам прекрасно знаешь: мы, богословы, лишь тем и заняты, что ищем ответа на эту загадку. И уж тем более не вижу никакого смысла объяснять, почему никто из нас никогда особо и не пытается выгораживать тебя одними только россказнями о неисповедимости твоих путей. Зачем еще бы нам приплетать сюда Сатану, о котором в «Бытии» не сказано ни слова?
– Холокост…
– …холокост, судебное преследование за фэтшейминг… Что-то ужасное, причем ужасное настолько, что уже никак не оправдаешь «испытаниями, данными свыше». Мне уже стало казаться, что мы исчерпали все возможные объяснения всему этому, но так я думал лишь до сегодняшнего дня, пока ты сам не обмолвился, что это совершенство — абсолютно. Мои подозрения, что мы действительно имеем дело с совершенством in summa incarnatione[59] окрепли после того, как ты сказал, что я уже получил ответы на все мыслимые вопросы. Окончательно же они подтвердились, когда ты упомянул про «престол небесный».
В итоге, собрав все факты воедино, я эти ответы нашел. Твой тезис об абсолютном совершенстве мира объяснил мне, как именно он был создан, а якобы случайное несоответствие мне глаза на то, зачем ты так долго и так изобретательно скрывал свою роль в его создании! Как раз те самые «как» и «зачем».
Священник замолчал и прислушался. Судя по тронувшей его полные губы ухмылке, ему показалось, что установившаяся внизу непроницаемая тишина возникла благодаря его краснобайству. Поймав наконец мой взгляд, он обернулся – да так и застыл, не в силах отвести глаз от картины, за которой я, слушая вполуха его разглагольствования, уже некоторое время украдкой наблюдал.
Это была лестница, постепенно уплотнявшаяся в пространстве из некоего подобия очень подвижной, искрящейся разноцветной пыли. Присмотревшись, я понял, что пыль эта состояла из мириад бабочек, которые как будто повиновались какой-то особой команде, прозвучавшей задолго до их рождения. Каждая их них перемещалась по строго заданной траектории, и каждая преломляла свой собственный крохотный лучик солнца, которое только что оказалось в идеально просчитанной для этой цели точке. Я также подметил кое-что еще более удивительное: изображение лестницы ни в
