Охота за тенью - Якоб Ведельсбю

Пианист снова начинает наигрывать Элтона Джона, шестеро мужчин поднимаются, берутся за ручки гроба и медленно выносят его к катафалку, где уже ждет распорядитель. Я не могу избавиться от комка в горле. Пытаюсь отогнать от себя боль и ощущение бессмысленности, но они переполняют меня.
Вероятно, моя жизнь действительно забуксовала в конце восьмидесятых, эта мысль часто посещает меня, но ведь человек никогда не перестает развиваться вне зависимости от того, хочет он того или нет. Едва ли возможно остановить мгновение, замереть в состоянии постоянном и неизменном. И все же, когда я представляю девушку своей мечты, то ей двадцать пять или около того, и музыку по-прежнему предпочитаю ту, что слушал в юности. You Angel You, In the Air Tonight[3]. Современную музыку я не знаю, она меня не интересует, а глядя на свое отражение в зеркале, вижу мужчину на двадцать лет моложе себя, жизнелюбивого, энергичного и сильного. Все еще можно наверстать, я жив-здоров, сердце качает кровь по венам, и я достаточно крепок, чтобы взяться за то, что не удалось осуществить Янусу. Хотя это не дает мне права ходить тут и улыбаться, когда все скорбят.
— Слушай, мы, случаем, не родственники? — Этот резкий тон нельзя не узнать, пусть голос и смягчен до шепота.
Оборачиваюсь и упираюсь взглядом в ухоженное лицо своего старшего брата. Всякий раз, когда я его встречаю, он выглядит все моложе; впрочем, мы не слишком обременяем друг друга частыми визитами, скорее, напротив. Интересно, как он умудряется сохранить лицо таким молодым? Пластика, инъекции, кремы? Скольжу взглядом по его фигуре. Ага, животик-то выпирает над брюками, и пиджак не скрывает обвислых грудей. Еще бы парик и штукатурку погуще, вполне сошел бы за проститутку на пенсии.
— Что ты тут делаешь? — невольно вырывается у меня.
Надо было попрактиковаться в роли члена семьи, а так он легко опережает меня:
— Ну, ну, Паучок Петер, вон и глазки покраснели уже. Нас так глубоко трогает человеческая смерть?
Бесчисленные выступления в зале суда сделали его настоящим экспертом по части унижения ближнего. Ему доставляет удовольствие видеть людей у своих ног и топтаться по ним. Это еще одна причина, по которой мы видимся исключительно на похоронах и юбилеях.
— Мне кажется, вы чем-то похожи, — говорит Пернилла, пробившись в угол зала, где мы стоим с бокалами пива.
— Это мой брат, — восклицаем мы одновременно, и я не могу сдержать улыбку.
— Каждый из нас и понятия не имел, что другой знаком с Янусом, — продолжаю я. но голос меня не слушается.
— Спасибо вам, что пришли, — благодарит она с улыбкой и плавно перемещается дальше, к другим пришедшим помянуть ее отца.
— Про «понятия не имел» — это ты загнул. Мне прекрасно известно, что ты работал с Янусом еще в те благословенные годы, когда журнальчик ваш печатал порнуху, — говорит он вполголоса. — Ты же сам нас представил друг другу на вечеринке, которую он устраивал на Фредериксберг-аллее.
— И вы с тех пор поддерживали знакомство?
— Когда ему нужен был адвокат, он звонил мне. Не исключая последнего случая, когда у него появилась навязчивая идея, что его отравили афлатоксином.
— У него были подозрения, кто это сделал?
— В том-то и дело, что нет. Ты приходил к нему в больницу?
— Нет, я не видел Януса больше трех лет. Но он мне нравился, мы хорошо с ним сработались.
— Время течет.
Он бросает взгляд на часы. Одна из электрических потолочных ламп отбрасывает луч несколько в сторону и, вместо того чтобы освещать четыре рисунка Мадса Стее, изображающих яхты на канале Нюхавн, заставляет наручные часы моего брата сверкнуть бриллиантами, обрамляющими циферблат.
— Отца навещаешь? — спрашивает он как бы между прочим.
— Редко. А ты?
— Мы планируем выбраться к нему на Рождество. Буду рад тебя видеть, если у тебя нет других планов. Сейчас мне пора, у меня встреча.
Мы жмем друг другу руки, он прокладывает себе путь в толпе и исчезает в дверях. В окно я наблюдаю, как он шагает к парковке, разговаривая по мобильному. Думаю, что он видит меня, садясь за руль черного «ягуара», но не подает вида. Панцирь у него что надо.
— Вы очень разные.
Я поворачиваюсь к Пернилле и киваю:
— В часовне все прошло отлично. Если, конечно, о подобном событии можно так выразиться.
— Я больше переживала за эту, неофициальную, часть.
— Вы прекрасно справляетесь.
Дотрагиваюсь до ее руки, хочу обнять, сделать хоть что-то, чтобы не дать пролиться слезам, стоящим в ее глазах, но не знаю, что делают в таких случаях. Она коротко стискивает мою руку, вытирает слезы и продолжает обход гостей.
Мой взгляд падает на мужчину в облегающем костюме, облокотившегося на стену рядом с коридорчиком, ведущим к туалетам. Я уже видел его в дверях часовни, у него вид телохранителя, каких политики и члены королевской семьи таскают за собой по миру, полному угроз, и я пытаюсь вычислить, кого из присутствующих его наняли охранять. Он жмет на кнопки мобильного, и я догадываюсь, что он снимает гостей, пришедших на поминки, и что камера его телефона как раз смотрит в мою сторону.
Быстрым шагом пересекаю зал, выхожу на улицу и ловлю такси.
10
Йохан сидит за кухонным столом, смотрит на порт за окном, взвешивая в руке пачки денег, потом спрашивает, откуда они. Я сажусь на стул, обтянутый кожей ягненка, и слежу, как мимо проплывает корабль с двумя красными трубами.
— Инвестор, — отвечаю я. — И к тому моменту, когда они закончатся, документальный фильм должен быть готов. Сейчас наша задача — выяснить как можно больше подробностей. — Я забираю у него пачки купюр и жонглирую ими. — Надо взять напрокат оборудование и договориться о встречах с кое-какими людьми.
— Деньги от твоего приятеля Януса?
— Да.
Пересчитываю купюры, складываю в пачки меньшего размера и прикидываю, на что их пустить.
— С кем нам нужно побеседовать?
— У меня два кандидата на примете. Нам нужны факты, подтверждающие правдивость Янусовой истории.
— Раздобудь мне камеру, и за дело! — говорит он с воодушевлением.
— Начнем с двух наиболее известных бизнесменов, которых упоминает Янус: председателя правления «Рейнбоу медикалс» Кристиана Холька и его ближайшей помощницы — Гертруды Фишер, главы концерна. Ты можешь позвонить им и договориться о встрече?
— Под каким предлогом?
— Скажи, что ты





