Мои великие люди - Николай Степанович Краснов

Вовка принимает его бережно, как дорогой подарок, зажимает в кулачке, осторожно оттопыривая пальцы, разглядывает. Жук копошится, щекоча лапками Вовкину ладошку, ползет. Вот что-то он оставляет за собой.
— Ага, мёдик дал! — Вовка радуется и, торопливо переложив жука в другую руку, слизывает с ладошки.
Людкины глаза округляются в испуге, и он понимает, что сделал какую-то глупость, но уже поздно.
— Это не мёдик! Эх ты! Плюнь, а то пойду бабушке скажу!
Вовка сплевывает. Собрался губы обтереть, как сразу два жука упали под ноги, и он бросается их подбирать.
— Давай наловим много-много! Ладно?
— Давай! Сейчас принесу коробочки.
Сначала палками сбивали, потом полезли на дерево. Оцарапались, взмокли, уморились, но зато коробочки набили битком, а у Вовки еще и в руке осталось. Радостно ему и в то же время грустно: жаль, папка не видит, сколько он майских жуков наловил!
К ним подходит маленькая девочка с куклой. Сама чумазая и кукла чумазая.
— Кто ты такая? — спрашивает Вовка.
— Я — Светка-конфетка.
— Это Шипонкина. Садись сюда! — Людка приглашает ее на бревнышко. — А вон Морозенок идет и Васька Митриванычев.
Мальчишки поменьше Вовки, за ними маленькая собачка семенит.
— Ух ты! — радуется Людка. — Тютик, Тютик, сюда!
— Хочешь, подарю? — мальчик с конопушками на лице поднимает щенка на руки и передает Людке. — У нас еще есть.
— Во всю правду?
— Во всю правду! Бери.
— Это мало́й или девка?
— Мало́й.
— Вовка, гляди, что нам Морозенок подарил! А давайте играть в прятки. И Тютик с нами будет. Ладно?
— Я могу играть в прятки только тогда, когда петух клевачий ляжет спать, — грустно сказала Светка. — Вон он ходит.
Петух глядит в их сторону, подкарауливает.
— А я его по ногам костылем. Будет знать! — грозится Морозенок.
— А меня петух не трогает. Потому что от меня лекарством воняет. Я катышки от кашля пью, — весело проговорил Васька Митриванычев и покашлял для убедительности.
— Ох и больно клюется, зараза! — Людка трогает оцарапанные коленки. — Но я его все равно не боюсь!
— И я! — Вовка храбрится. Ему боязно, и все же он подбирает палку, идет на петуха. Противник, не дожидаясь, когда его побьют, ныряет под ворота.
— Ага! — Вовка торжествует. Он замахивается и на потянувшегося к нему мордочкой бычка: — Уйди, а то как дам кулаком!
Теленок отскочил в испуге, и тут Вовкина фантазия заиграла вовсю, храбрости его нет предела.
— Я и волка не побоюсь! Он на меня, а я его за шею. Раз — и задушу!.. Сегодня мы в лесу волка видели. Он меня укусил, а я ему как дал!
— Ну-у! — Людка даже испугалась за него. — А где укусил, покажи.
Вовка смотрит на свои руки, отыскивая хоть какую-нибудь царапину. Нашел, обрадовался:
— Вот она! Не веришь? Да я с медведем подерусь. С крокодилом. Я могу слона убить — бац по голове, и готово! Я сильный! Если хочешь, давай с тобой поборемся!
Людка бороться не хочет, отводит его руку:
— Давайте лучше в квача играть!
— Давайте, давайте!
Она всех собирает в круг, Вовку тоже, и начинает считать, хлопая ладошкой по очереди каждого по плечу:
— На го-ре сто-ит ав-то-бус, а в ав-то-бу-се сви-нья. Все ска-за-ли: чур не я!
— Ты — квач, ты — квач! — закричали Морозенку. — Солнце разгорается, игра начинается! Рыба карась, игра началась!
И все разбегаются. Даже Тютику весело играть в квача.
4
Бабушка покликала обедать. И они наперегонки бегут в хату, садятся за стол, берут ложки, едят.
У Вовки все добро под рукой — на стуле молоток и на столе коробочка с жуками: слышно, как они в ней лапками скребут.
Пообедав, бабушка сказала:
— А теперь, помощнички, на огород!
Девочка впереди, Вовка за ней — побежали.
Большой огород у бабушки. Все кругом зеленое, а кустики и деревья белые.
— Это — титовка, это — анисовка, это — антоновка, это — симиренко! — выкрикивает Людка.
— Мама! — Вовка останавливается, чтобы поделиться своим открытием с матерью. — У деревьев есть фамилии! — Надо бы ей хорошенько объяснить, да некогда: Людка зовет.
— Тут у нас мак и морковь. Тут горошек, клубника, бураки…
Он вглядывается, но ничего не видит — ни ягод, ни мака, ни гороха. Хочется ему расспросить, но девочка спешит еще что-то показать.
— А вот здесь меня нашли. В капусте. Я лежала вот тут, а мамка меня увидела и принесла домой.
«Хорошо, что нашли, — думает Вовка, — а то бы замерзла или волки съели и было бы скучно без нее».
— А это у нас картошка.
Странно видеть ему зеленые кустики на черной земле. В городе картошка не такая.
— А это груша.
Вовка груши любит, обрадовался, но там, куда Людка показывает, ничего нет, одни белые ветки.
— Не обманывай.
— Бабушка, Вовка не верит, что это груша. Скажи!
— Груша, сла-адкая! Подожди малость и будешь вкусные груши есть.
— И ягодки?
— И ягодки.
— Что ж, подождем!
Вовка готов у груши сидеть сколько угодно, а лучше всего у клубники, и ждать, когда они поспеют. Готов сидеть хоть до вечера. Но бабушка говорит, что ягоды созреют недели через две. Значит, пройдут день и ночь, еще день и ночь и еще много дней и ночей.
— А я все равно дождусь!..
— Бежим на выгон! — тянет за руку Людка.
Если ягоды поспеют не так скоро, то можно побегать.
Выгон — это где пасутся телята на веревках, играют большие мальчишки в футбол и катаются на велосипедах. За выгоном поле, и что-то там гудит.
— Это папка мой на тракторе сеет, — поясняет девочка.
Вот бы пойти туда и покататься с дядей Витей. Однако сказать об этом Вовка не решается, потому что и так далеко ушли, не заблудиться бы. А Людка бежит дальше и дальше. Вот она забегает в проулок, а он останавливается, туда ему не хочется.
— Ты что? Мы же тут живем! — Людка возвращается и берет его за руку. — Этот дом не наш. И этот не наш. Здесь живет дядька Охотник, у него ружье есть. Здесь живет дядька Хамыч, у него собака кусачая. А дальше Морозовы живут. Потом — Светка Шипонкина. Потом — петух клевачий. А там и наш дом!
Два дядьки сидят на скамейке у двора. Один толстый, смешно подстриженный: за ушами волосы, а голова голая, и одной руки у него нет. Другой тощий, с рыжими кудрями.
— Жирный — это дядька Охотник. Ух как он молоко пьет, по целому кувшину! — Людка смеется. — А другой — дядька Хамыч.
Рыжий Вовку не интересует. Загляделся на толстяка — вон какой у него большой живот, это он, наверное, только что молока напился.
— Ба, знакомый хлопчик! Ну, вырос! — толстяк