Донбасский меридиан - Владимир Георгиевич Нестеренко
Взъерошенный сотрудник военкомата грозил ей пальцем, призывая к порядку, но Людмила Васильевна не унималась:
– Мои слова не голословны, почерпнуты из прежнего опыта. Разорили страну сначала революции, Гражданская война, затем Великая Отечественная. Народ обнищал, хотя Красная Армия стала сильнейшей в мире. Всё богатство страны было превращено в оружие и военную технику. Позднее стало бытовать мнение, что ещё хотя бы полгода войны, такой, какая велась с фашистской Германией, страна бы не выдержала, чего хотели англосаксы и американцы. Ослабленную и голодную они бы смогли покорить. Как в итоге добили в Первой мировой войне германскую коалицию. Хитрые и коварные союзники не зря тянули с открытием Второго фронта, едва была провозглашена Великая Победа, как они стали собирать пленных немцев в армию, с тем чтобы продолжить войну. Но это им не удалось, зато удалось раздуть пламя холодной войны, в которой они наголову разгромили Советский Союз. Вот и сейчас Запад всемерно помогает Украине противостоять русской освободительной армии. Запад добился того, чтобы война затянулась. Экономика наша хоть и не рухнула, но за год войны рубль сильно подешевел. Если не будут предприняты решительные меры к завершению войны, то народ обнищает. Против ослабленной России Запад во главе с США двинет авианосцы, весь свой морской и воздушный флота, будет наступать с отборными войсками от Баренцева моря, войдёт на Балтику и Черное море, ударит по Дальнему Востоку. Что вы на это скажете?
– Прекратите! – не выдержал сотрудник. – Будь у нас военное положение, я бы вас арестовал за демагогию и паникёрство.
– Ага, боитесь правды! Ложь, как трясина, затянет вас в преисподнюю. Берегитесь! Я же вас не боюсь! Говорите правду, мы вас поймём, люди правильно будут ориентироваться в событиях, а не выдумывать небылицы. Будете врать, мы вас осудим! – Кушникова увидела, насколько бесплоден её вылитый гнев перед второстепенным человеком, хлопнула дверью и, удручённая, отправилась домой.
Через два дня Людмила Васильевна едва не лишилась чувств от радости. Звонил Игорь:
– Мама, я ранен, лежу в Москве, в отделении травматологии и ортопедии. Фортунатовская улица, 1, корпус 4. Если можешь, приезжай!
– Сынок, что с тобой, куда ранен?
– Мама, телефон не мой, я попросил на один звонок. Приезжай и всё узнаешь. Ничего страшного, я живой.
Связь оборвалась, по тихому и хриплому голосу мать поняла, что Игорь слаб от раны, возможно, от проведённой операции. Но он живой! Живой! Судя по отделению, у него что-то с ногами или руками. Ах, почему же не сказал открыто? Вероятно, скрывает, боится убить меня правдой?! Я лечу к тебе, сынок!
Три поцелуя
Пролог
На воинском секторе кладбища Бадалык прихрамывающий старший сержант среднего роста с двумя медалями на груди и двое рабочих заканчивали устанавливать гранитный обелиск на могилу, обнесённую металлической оградкой. С портрета на солдата смотрела улыбающаяся весьма миловидная молодая дама с ярко рыжей прической. Чистый и лучистый взгляд под бархатными ресницами завораживал. Подошла с мальчиком около трёх лет, ведя его за руку, скорбная пожилая дама. В правой руке она держала букет цветов. Войдя в открытую калитку вместе с мальчиком, бабушка низко поклонилась, перекрестилась и бережно опустила цветы на плиту, где пламенели в невысокой амфоре гвоздики, только что водружённые солдатом. Июльское солнце ярко высветило крупные слёзы у воина и у старушки, выкатившиеся из усталых и печальных глаз.
– Почему плачете? – капризно спросил мальчик, уставившись на портрет на обелиске, собираясь зареветь. – Где моя мама?
– Как я не хотела брать с собой ребёнка! – сказала старушка дрожащим голосом, смахивая слезу и беря мальчика за руку. – Идем отсюда, Димочка, я тебе дома скажу, где твоя мама.
1
Дорога от федеральной трассы уходила к таёжному поселку и была усыпана «лунными кратерами» до того обильно, что на новых иномарках ездить тут невозможно. На панели управления выскакивает табличка: «Нет дороги», и двигатель самопроизвольно глохнет. Чертыхнешься, запустишь снова, двинешься вперед, но через десяток ямин такая же петрушка. У маршрутной «газели», на которой ходил по этой «лунной» поверхности молодой и гордый своей внешней привлекательностью Иван Брюквин – такого свойства нет, и, собирая всех чертей и леших, водитель вынужденно давил «кратеры» колесами со скоростью атлета спортивной ходьбы. И так все тридцать километров, пока не упирался в заброшенный богом и людьми некогда оживлённый поселок лесорубов, рыбаков и охотников.
Раздражение от такой тряски разрасталось. Сначала настроение сглаживало созерцание чистой сосновой тайги, тянущейся вдоль дороги словно тоннель, закрывая макушками небо, создавая идиллию сказки. Попадались опушки и редколесье с вековыми соснами в два-три обхвата с постелью мха, на которой прорва маслят, белянок, боровиков; то вдруг набегали заросли черники, неохватные глазом ковры брусничника, цветущего в июне, а в августе-сентябре обильно отливая рубиновым блеском царь-ягоды; на вырубках поднималась берёза, тополь, осина с ольхой и, конечно, молодь сосняка. Тут богато можно взять лисичек, обабок, тут заросли калины, боярышника и черемухи, где охотно кормятся рябчики, дрозды, свиристели, табуны куропаток, а то и глухари. Природное приволье нравилось Ивану, вызывало интерес добытчика дикоросов, каким бывал в детстве и юности. Но потом картинка примелькалась, посерела и выцвела в его глазах, словно плохо пропечатанная фотография.
Дорогу после развала Союза никто мостить не собирался. Посёлок тяжело, со скандалами, нервными срывами вымирал от безработицы: все бывшие доходные промыслы рухнули, как карточный домик. Люди с лаем на правительство бросали добротные дома, уезжали в город в поисках лучшей доли с надеждой на лучшие времена, когда можно будет усадьбы использовать вместо дач. И стояло осиротевшее жилье с заколоченными окнами и воротами, с заросшими бурьяном огородами, на которых в трудные годы брали второй хлеб – картофель с избытком и с голоду не пухли. Он годился не только человеку, но скоту и птице, а это добротный харч и сторонние деньги.
Отменить маршрут под оком депутатов власть не решалась, хотя ездили туда и сюда, что называется, три калеки за неделю, считая, что маршрут хоть как-то теплит умирающую жизнь в деревне. Брюквин дважды восставал против своего туда хождения, но начальство парка с ватой в ушах его не слышало. Иван, пожалуй, настоял бы на своём, вплоть до увольнения, но закипевшие страсти остудило знакомство с местным рыбаком.
