Вещи мертвого человека - Дмитрий Валерьянович Лекух
Журналистская солидарность.
Ха!
Плюнуть.
Да, прости господи, растереть…
Вот и сейчас он, уверен, просто с парнями бухнуть решил.
Олег, кстати, здесь же. Вся наша старая компания, почитай, включая зачем-то примкнувшего к высокому собранию Вилена.
И ведь не гонят.
Хотя – да. Он ведь тоже, в общем-то, безоговорочно свой. Просто не надо при нем ничего лишнего говорить…
Все понимаю.
Всё…
– Хренассе, – удивляюсь. – Какие лица! Вы тут заговор составляете, или так, чисто побухать?
Парни, конечно, ржут. Но малость неуверенно.
Натужно, можно сказать.
Да еще растерянно переглядываются.
Реально заговор, что ли?!
Вот же охренеть…
И тогда еще самый любопытный вопрос: если это реально настоящий заговор, то, сука, против кого? Не против Главного – это точно.
Вилен бы здесь не сидел.
Да и вообще вся эта мутная гоп-компания у него в любимчиках ходит.
И кто, простите, тогда?
Или, как всегда – за все хорошее и против всего плохого? Ну так это – кому за что платят, извините. И нам тут с вами, парни, совершенно точно не по пути: я не люблю пустой трепотни, а свою работу, наоборот, люблю.
Хотя она, в общем-то, сволочная.
Ну тут уж кто на что учился.
Такие дела.
– Да и то и другое, – говорит наконец Никитос.
Он вообще из всей нашей бригады всегда был самый решительный. И при этом неглупый. Потому как предпочитал именно что решать, кого вперед в стремной ситуации выпускать: не самому же идти. И если сейчас первый заговорил – значит, ситуация пока еще не совсем стремная.
Иначе – не его тема.
Или не решили еще ничего…
Бывает.
Ну тогда присоединюсь, естественно. А отчего же и не поболтать, с хорошими-то людьми…
Глава 28. Возвращение старого доброго
Начал, как ни странно, Николаич.
– Выпить-то, – усмехается, – с заговорщиками будет не в падлу?
Вздыхаю.
Машу рукой скучающей у стойки официантке.
– Мне сто «Бушмилс», – прикидываю, пока она подходит. – И чайник зеленого чаю. Любого. Но если есть – тогда лучше жасмин.
Девушка кивает.
Худощавая. Темноволосая. Сиськи, кстати, при не самом высоком росте и тонкой талии – вполне уверенный третий размер.
– Виски со льдом? – интересуется, сразу портя первое впечатление.
Меня передергивает.
– Девочка, – вздрагиваю. – Ты за окно-то хоть посмотри…
За столом одобрительно ржут.
Официантка невозмутимо поводит плечиком. Она на работе. Ей, в принципе – пополам…
– И да, – останавливаю ее порыв вернуться к стойке. – Этому столику – повторить. Каждому, что у него заказано. Счет – сразу и мне. Не потому, что я после этого уйду. Я не уйду. Просто. Чтобы счета потом не мешать.
За столиком шумят еще более одобрительно. Еще бы – старый добрый Глебыч вернулся. Хотя я от них никуда и не уходил…
Пока снимал тяжелый плащ и аккуратно развешивал на массивной деревянной вешалке, официантка уже притащила соточку «Бушмилс».
Кивнула понимающе.
Чай и остальное будет немного попозже.
Виски – это то, что нужно уже прямо сейчас…
Уселся за стол.
Хряпнул.
– Ну, что притихли-то, оглоеды херовы? – спрашиваю.
И вдруг – тишина.
Так иногда бывает.
Особенно посреди самой бурной пьянки, когда каждый внезапно задумывается о своем, затаенном. Причем происходит это почему-то обязательно одновременно.
И дальше – молчание…
Только дождь опять за стеклом стеной полил – аж капли по асфальту запрыгали. Да какой-то бедолага стремглав поскакал по лужам в сторону соседнего бара: их тут много по улице, все под яркими электрическими и неоновыми, легко различимыми сквозь мокрую ледяную мглу вывесками.
Почему-то, кстати, сплошь ядовито-фиолетового и болотно-зеленого цвета.
Некоторые – просто-таки трупного.
Особенно жизнерадостно выделяющиеся на фоне вымытой ледяным дождем, но все равно безнадежно серой Москвы.
Какое-то инферно, конечно.
В котором мы уже столько времени так привычно живем…
Глава 29. Специфика профессии
Через некоторое время все все-таки ожидаемо разговорились.
А что еще оставалось? Я-то уже здесь.
За столом.
Бунт, разумеется, никаким бунтом и близко не был – люди все, в принципе, «служивые», чего уж там. Если такие начнут бунтовать – это может с необычайной легкостью вылиться пусть в локальную, но все-таки революцию.
А это – неиллюзорный шанс выпилиться.
Из профессии как минимум.
Неприятная штука.
Потому такой судьбы себе, любимому, никто из присутствующих в баре, разумеется, даже и не думал желать.
Журналист, оно, конечно, существо преимущественно стайное. Вот только умирает каждый все равно в одиночку.
Причем сначала – как журналист.
А потом уже и как у человека есть приличный шанс выпилиться, как тот же Стас сделал, к примеру. В конце концов, из сидящих сейчас за столом его каждый, по-моему, довольно неплохо знал. И при этом – ну совсем ни капельки не жалеет.
Эх, Стас…
А вот хороший журналист – это совсем другая профессия, чем просто журналист. Он должен быть одновременно и одиночкой, и крайне системным человеком. Потому как одиночкой в этом мире не проживешь. Только – прав освобожденный пару лет назад из украинской тюрьмы коллега Кирилл Вышинский – фалангой. Он, кстати, тоже вполне бы мог за этим столиком сидеть, просто совсем в другом холдинге работает. И ребята там, безусловно, хорошие, но свадьба – она тут, знаете ли, у каждого своя.
Идеологическое наполнение тут совершенно ни при чем: эта картина мира характерна для любых СМИ.
И у нас.
И у них.
Хороший журналист продается один раз, и делает это только для одного-единственного покупателя – родной редакции, в которой у него на текущий момент времени трудовая книжка и лежит.
А это очень непросто, признаться. Ну, так и в «топы» пробиваются далеко не все…
Поэтому и «пьяный бунт», к которому я на уровне пьянки с удовольствием присоединился, был обычным, малосодержательным, действительно прилично пьяным базаром.
«За все хорошее и против всего плохого», ага.
Как и всегда в подобного рода случаях.
Но на этот раз, правда, у мужиков, кажется, действительно наболело.
От всей пролетарской души.
Они и Вилена-то позвали не для того, чтобы на свою сторону перетащить – это штука бессмысленная, а люди вокруг умные. И не последние в нашем довольно сложном, даже в чисто профессиональном смысле этого слова, репортерском цеху.
А именно для того, чтобы он с точностью все начальству и передал.
До запятой.
Этот – может. Другой еще и своего чего-то по дороге наврет, а Вилену в этом смысле можно безоговорочно доверять…
