Над облаками - Владимир Викторович Мороз
– А где воевал-то? – заинтересованно спросил Солоп, подавшись вперед.
– На севере Ладожского озера, остров Максимансаари защищали.
– Да ладно?! – оживился комбат. – Комиссар, ты слышал? Максимансаари! Это который около Питкяранты?
– Ну да, – удивленно посмотрел на него пленный.
– О как! Так это ты в меня и моих бойцов стрелял, получается!
– Мда… Какая маленькая у нас планета, – усмехнулся пленный, – не ждал, не гадал такой встречи.
– Помнишь, Семеныч, – Петр Тихонович возбужденно вскочил, прошелся по палатке, – мы в феврале прибыли на Пусунсаари, а уже на следующий день батальон ввели в бой. Холодина жуткая, а мы с винтовками по голому льду на финские пулеметы. И так почти каждый день. Эх, много там людей полегло, – комбат тяжело вздохнул.
– А чего ж перли, как стадо баранов? – Винников тоже встал. – Мы понять не могли, как так можно своих солдат не любить? Вы ж для нас как на ладони были. Мой пулеметчик, Тойво, каждый вечер бутылку водки залпом выпивал, чтобы руки не тряслись. Говорил, что, видимо, русские научились людей воскрешать: он их сегодня убивает, а на следующий день столько же в атаку идет.
– Да уж… – Солоп продолжал измерять шагами пол. – Мне комкорпуса приказал: лобовой атакой взять острова. Наступали каждый день, поддержка была, но, черт возьми, много ли вреда нанесет артиллерия, если острова сплошь из камня? Танки вплотную подходили, лед крепкий, а толку-то? Ваши стрелки пехоту отсекали и начинали машины по одной сжигать, после таких потерь танкисты старались близко не подползать, стреляли издали.
– О! Капитан, – пленный оживился, в уголках губ промелькнула едва заметная ухмылка, – раз уж ты там был, скажи, пожалуйста, что произошло днем шестого марта? Вы тогда нас с острова практически выбили. Светило нам по льду отступать, но вдруг ваша авиация помогла: стала куда-то в глубь острова бомбы метать, мы под ее прикрытием практически без потерь отошли. Что за щедрость такая?
– Да, черт их побери, – Петр Тихонович махнул рукой, – летчики не рассмотрели с воздуха, а им, видимо, не сообщили, что мы уже ваши позиции прорвали. В тот раз к штурму хорошо подготовились. Высокое начальство из Москвы прибыло, наш комфронта решил по всем правилам наступать. Соседнюю 37-ю мотострелковую хорошо усилили, и нам немного легких танков досталось. Артиллерия мощно отработала, прямо на загляденье. Но когда в атаку пошли, мою первую роту ваши пулеметчики прижали, голову не поднять. Ты, небось, и молотил в нас.
Пленный пожал плечами:
– Может быть. К этому времени Тойво тяжело ранили, я сам за пулемет лег.
Сев за стол, комбат продолжил:
– Пришлось третью роту вводить, благодаря ей к полудню подошли к острову и захватили часть территории, до второй линии окопов. Я запросил у комбрига артподдержку. Наши вам и влепили, камни, как пушинки, в небо взлетали. Роты снова в атаку поднялись, всё как по маслу, финны отступают. Еще чуть-чуть – и побегут. Вижу, самолеты подлетают. Только успел подумать, как же всё хорошо получается, словно сам себя сглазил. Давай сталинские соколы моих бойцов обстреливать. У меня глаза чуть на лоб не вылезли от неожиданности. Начинаю со штабом связываться, никак не получается. То ли провод порвался, то ли перебило его. Нервничаю жутко, там бойцы гибнут, а я ничего поделать не могу. Вдруг какие-то люди в маскхалатах на КП батальона вваливаются. – Солоп улыбнулся. – Один из прибывших командира батальона спросил, так я чуть по матушке не послал, не до гостей сейчас. А потом вижу: ворот маскхалата немного отошел, а под ним звезда маршальская. Чуть не поседел во всех местах, даже самых неприличных. Холодно было, а пот прошиб. Маршал Кулик собственной персоной, да еще и прокурор корпуса при нем. Ну всё, думаю, хана мне. Но Кулик быстро в суть дела вошел, приказал своему радисту немедленно связаться с авиаторами и перенести удар севернее.
– Мы к этому времени приказ на отход получили и вышли, остался только арьергард, – вставил замечание пленный.
– Когда мои бойцы дальше двинулись и стало понятно, что остров скоро будет наш, маршал лично мне руку пожал и ушел с сопровождающими. Мы к вечеру полностью все очистили и закрепились на случай вашей контратаки.
– А нам приказали готовиться к ней, но потом отменили, так как потери были большие. Отступили северо-восточнее, на новые позиции. Там и встретили окончание войны.
– Да и у нас в тот день почти четыре сотни убитых и раненых. Четыре танка утопили, семь ваши артиллеристы подбили. Я рапорт комбригу писал, поэтому цифры помню. Но и трофеи были хорошие, одних пулеметов более трех десятков. Твой, наверное, тоже был. – Солоп озорным взглядом окинул Семена.
– Нет, – улыбнулся тот, – я свой вынес. Мне за это уже после войны капрала присвоили. Последний день запомнился массовой стрельбой. Целых две ленты в вашу сторону выпустил, ну и от вас прилетело, лес ходуном ходил. Снаряды, мины, пули – как будто апокалипсис. И все в белый свет как в копеечку. У нас всего один раненый был, да и то отлетевшей от дерева щепкой лицо расцарапало.
– А с двенадцати ноль-ноль такая тишина наступила, – подхватил Солоп, – слышно было, как снежинка на землю ложится.
– Это точно, – вздохнул пленный. – Нас потом демобилизовали. Территория, где Веикко жил, к Советскому Союзу отходила. Я ему помогал вещи собирать и семью перевозить, дом он напоследок поджег. Плакал сильно, переживал, что столько труда и всё насмарку. Там же его корни, могилы предков остались, с собой-то не заберешь. Около Наантали, на западе, правительство выделило Веикко кусок земли, я снова при нем работником остался. Идти всё равно было некуда, но вас после этого еще больше возненавидел. Мало того, что свою страну загубили, зачем было в другие лезть?
– Не твое собачье дело, – вмешался молчавший на протяжении всего диалога Гаврилов.
– Конечно, не мое, – согласился пленный, – твое, видимо.
– Тихо, успокоились оба! – Солоп в очередной раз пристукнул ладонью по столу. – Всё, повспоминали минувшие дни – и хватит. Как у немцев-то оказался?
– Уже к весне этого года и слепому было ясно, что у Сталина с Гитлером разлад наметился. Оно и понятно, двум змеям в банке не
