Фолкнер - Шелли Мэри
Наконец суета и сутолока стихли; гости разошлись. Фолкнер и его милая спутница оказались одни и несколько часов провели в такой счастливой безмятежности, что сами ангелы могли бы им позавидовать. Фолкнер не спешил ликовать и по-прежнему глядел в прошлое с раскаянием, но зря полагал, что случившееся в тот день глубоко ранит его гордость; зря уверял себя, что после суда его честь будет неизбежно запятнана. Сердце свидетельствовало о другом; в нем совсем не осталось места для привычных изощренных сожалений, так как теперь его переполняли другие чувства. Фолкнер наконец испытал искреннюю радость и умиротворение, и ничто в нем не противилось этим приятным переживаниям, поскольку он не был склонен к показной тонкости и не цеплялся за свои горести.
К вечеру, когда стемнело, Фолкнер сказал:
— Дорогая моя, пойдем прогуляться.
Услышав эти слова, Элизабет одновременно засмеялась и заплакала от радости. Фолкнер надел шляпу и взял Элизабет за руку; они вскоре пересекли границу города и зашагали по сельской дороге. Ветер колыхал прозрачные верхушки деревьев; небо усыпали звезды, раскинулись поля, и все это казалось освобожденному узнику благословением небес.
— Сейчас я думаю, что все это было создано специально для меня! Как же прекрасна природа, и какая это благодать — быть свободным! Боже, я не могу поверить своему счастью; лишь одно омрачает светлую картину — образ моей потерянной, погибшей Алитеи; иначе мое счастье превзошло бы возможности хрупкого человеческого существа.
На обратном пути в город мимо проехала карета, запряженная четырьмя лошадьми. Элизабет сразу узнала пассажира — это был Джерард Невилл. Она ощутила болезненный укол, так как вспомнила, что они не успели поговорить и, возможно, разлучились навсегда. Вернувшись домой, измученная усталостью и угнетенная этими размышлениями, она пожелала Фолкнеру спокойной ночи, и тот, радуясь, что теперь они находятся под одной крышей, поцеловал ее и обнял. Войдя в свою комнату, она увидела на туалетном столике письмо, улыбнулась, и на ее щеках заиграли ямочки. Письмо было от Невилла. Он очень коротко поздравил ее и сообщил, что должен спешить в город, где его ждали печальные обязательства — похороны отца; умолял, чтобы они с Фолкнером не предпринимали поспешных действий. «Не в моих силах разогнать тучи, которые нас окружают, — писал он, — но я знаю, что не могу и не должен тебя потерять. Пусть пройдет немного времени; давай подумаем и попытаемся понять, как примирить наши обязанности с более важной необходимостью не разлучаться. Не спеши, Элизабет, и не позволяй отцу действовать опрометчиво. Худшее позади; наконец можно перестать ненавидеть и жить счастливо».
Элизабет поцеловала письмо и убрала его под подушку. Той ночью она спала сладко и хорошо выспалась.
Рано утром зашла миссис Рэби. Увидев Фолкнера, она сразу прониклась к нему расположением, как когда-то проникся к ней Джерард. Между родственными душами существует магнетическое притяжение; встречая себе подобных, тонкие и возвышенные умы сразу это отмечают. Миссис Рэби с первого взгляда поняла, что перед ней человек необыкновенных душевных качеств; пережитые страдания стерли все его прежние недостатки, и он стал самым благородным и кротким из людей. В силу своего великодушия миссис Рэби не могла смотреть на добродетель, не испытывая желания тут же ее вознаградить. Она снова вспомнила свой план, который до этого казался ей непрактичным; стремление к щедрости и желание приносить пользу, естественным образом рождавшиеся в ее сердце, заставили ее отнестись к своему замыслу более снисходительно, и постепенно она отмела все возражения и решила действовать.
«Мы привыкли жаловаться на скучную жизнь, заурядность и ущербность наших собратьев, но стоит Провидению познакомить нас с двумя людьми редкой души, наделенными самыми превосходными качествами, как мы придумываем тысячу отговорок и, прикрываясь благочестием, изгоняем их из своего круга. Часто ли можно встретить столь честного, деликатного и одаренного человека, как мистер Фолкнер? А девушку, подобную Элизабет, — само воплощение добродетельной верности? Эти люди своим примером научат моих детей существованию и ценности человеческой добродетели и сделают это лучше многотомных трактатов о морали».
Эти размышления занимали миссис Рэби всю предыдущую ночь. Утром она зашла к новым друзьям и со всей свойственной ей деликатностью пригласила их составить ей компанию в Беллфоресте и поселиться там на следующие несколько месяцев.
Глаза Элизабет заискрились от радости. Фолкнер сразу же согласился, что Элизабет должна поехать, но сам отклонил приглашение.
— Вы слышали его, дорогая тетя, — воскликнула Элизабет, — но прошу, не принимайте его отказ; не позволяйте ему упрямиться!
— Ты о многом забываешь, — возразил Фолкнер, — но, я уверен, миссис Рэби понимает мои доводы. Я благодарен ей за доброту, но она должна понять, что я отклонил ее приглашение из чувства приличия.
— Значит, вы считаете, что я пригласила вас из вежливости, думая, что вы откажетесь? — спросила миссис Рэби. — Вы ошибаетесь. Я понимаю, что вы имеете в виду и на что намекаете; давайте забудем о церемониях, принятых среди случайных знакомых, и поговорим начистоту, как друзья; вы согласны?
— Вы очень добры, — ответил Фолкнер, — но разве кто-то, кроме этой милой девочки, согласится стать моим другом?
— Если бы я считала, что пережитые беды и несправедливость настолько ожесточили ваше сердце, что вы чувствуете необходимость закрыться от мира и предаваться горестным воспоминаниям, я бы отозвала свое приглашение, ведь дружба — взаимное чувство, и тот, кто поглощен лишь собственными переживаниями, не может быть ничьим другом. Но ведь это не так! Ваше сердце полно сочувствия, Элизабет подтвердит; разве не согласились вы ради нее жить дальше, когда страдания чуть не довели вас до самоубийства? Давайте сразу отбросим предрассудки, которые я считаю недостойными нас обоих. Читая учебники истории и узнавая о судьбах людей, переживших суровые испытания, как мы относимся к тем, кто покинул их в минуту несчастья? Разве не называем их малодушными и не начинаем их презирать? Не причисляйте меня к таким людям. Если бы ваша жизнь всегда была безоблачной, я бы прошла мимо вас, не обратив внимания. Ваши мучения — вот что возбуждает во мне дружеские чувства и готовность сблизиться, ведь вы сумели проявить мужество, покаяться и подняться над самой страшной бедой, которая только могла выпасть на человеческую долю.
— Думаю, вы понимаете, что я имею в виду, ни к чему долго объяснять — это мы еще успеем, — продолжила она. — Я отношусь к вам с уважением, и все, что говорю и делаю, отражает мои истинные чувства. Ради Элизабет не позволяйте миру считать, что тот, кто удочерил ее и вырастил, не заслуживает, чтобы его уважали и ценили. Я прошу вас поехать с нами в Беллфорест; не отказывайтесь, мне не терпится познакомить своих девочек с их безупречной кузиной и завоевать ее сердце своей любовью и добротой; если позволите, я с гордостью и радостью отплачу вам за все, что вы для нее сделали, попытавшись компенсировать пережитые несчастья дружеским общением и спокойной обстановкой.
Речь миссис Рэби была пылкой и искренней, но еще более красноречивая мольба мерцала в глазах Элизабет.
— Я повсюду готова за тобой следовать, — сказала она Фолкнеру, — и не стану жалеть о любом твоем решении. Но в Беллфоресте мы будем очень счастливы.
Фолкнером двигала скромность, а не ложная гордость. Он чувствовал себя счастливым, но, думая о будущем, представлял, что должен стать изгоем, человеком, на котором лежит клеймо. Такое положение дел казалось ему несправедливым и глубоко его ранило. Он воспринимал его как наказание за прошлые грехи и был готов принять его с гордо поднятой головой, но ему было очень приятно встретить человека, который отнесся к нему с великодушием миссис Рэби и был способен подтвердить слова делом. Он чувствовал, что заслуживает уважения, и согласился, что лишь светские условности мешали ему принять ее любезное приглашение. Так почему он должен был отказываться? Итак, он с искренней признательностью согласился, и на следующий день они выехали в Беллфорест.
