Кто виноват - Мухтар Омарханович Ауэзов
- Конечно,- начал он,- твои радости остались в объятиях Ислама! И ты, мне кажется, гордишься этим. Так почему же ты все скрывала от родного отца? Наверное, научил тебя этому твой возлюбленный? Сама ты, кажется, уже заявила, что не хочешь идти за меня. Если так, говори прямо! Я позвал тебя только для этих объяснений.
- О чем нам разговаривать? Все понятно без слов.
- Да вот потолкуем давай хотя бы о твоих планах. Болтают, что собираешься за Ислама? Если люди не ошибаются, почему и нам с тобой не побеседовать о таком важном деле? Прав я или нет?
Глумливые издевательства жениха вывели Газизу из терпения.
- Да, я действительно не хочу быть твоей женой,-твердо, с неожиданным спокойствием сказала она.- А твои издевательства, твои насмешки переношу только потому, что заставляют меня так сделать те, кто сильнее меня. Да, правда, я люблю Ислама! Это ведомо богу, этого не хочу скрывать и от людей!
Жакуб ответил не сразу Он предполагал, что Газиза не стыдится так говорить об этом только потому, что повторяет слова, которым ее научил Ислам. Но говоря о своем презрении к жениху, она оскорбляет дух предков Жакуба! Какой позор, если весь род заговорит, что дочь Исмаила отвергла его, всесильного Жакуба, и ушла с ученым мальчишкой! Давно ли, кажется, вчера еще, Азимбек да и сам Исмаил во всем зависели от большого человека - отца Жакуба. А сегодня сын одного и дочь другого имеют наглость глумиться над Жакубом, унижать его! Нет, нельзя снести такую обиду! Нельзя спокойно проходить мимо людей, издевавшихся над законами предков. Да, он, Жакуб, не может простить оскорблений, не хочет и не будет слушать болтовни полоумной девчонки!
- Ну-ка, иди сюда!- тоном, не допускающим возражений, приказал Жакуб.
Газиза растерялась от неожиданности. Она стояла молча, как оглушенная. Но Жакуб уже рвал пуговицы на ее камзоле.
- Ты сегодня шутишь,- бормотал он,- смеешься надо мной! Ладно, первую колкость перенесу Уж так и быть, раздену сам!- Он снял с нее камзол. Газиза не сопротивлялась, но и не шла к жениху. Она стояла в полузабытьи и, ошеломленная, молчала.
- Я к тебе не пойду, нет! - крикнула она.- Звал поговорить, я и пришла затем, чтобы только поговорить.
Разъяренный Жакуб потерял самообладание. Он вскочил, рванул Газизу за руку и, колотя ее в грудь, закричал:
- И ты еще смеешь издеваться надо мной! Ты... Ты... Я разрешил тебе говорить. Я все вытерпел, так она дала себе волю! Нет! Ошибаешься! Нет!
Он повалил Газизу на землю, нанося ей страшные удары. В злобном упоении он, казалось, хотел растерзать ее.
Никогда не знавшая побоев, обиженная, оскорбленная и подавленная, Газиза зарыдала. Слезы обиды, презрения и ненависти неудержимо полились из ее глаз. Отчаянно сопротивляясь, она кричала Жакубу в лицо:
Жакуб, не выпуская ее, прорычал:
Он резко оттолкнул Газизу и, отдуваясь, пошел к постели. Газиза еле поднялась с земли. Она хотела сразу выбежать из юрты, но стала зачем-то разыскивать свой камзол и халат. Жакуб не дал их.
Глава 5
Над степью чуть брезжил рассвет. Порывисто дул свежий утренний ветер. Сырой туман клочьями висел над лугами. Унылая луна клонилась к закату. Чуткое, настороженное безмолвие трепетало в природе. Казалось, мир затаил дыхание, застыл.
Аул был погружен в глубокий, спокойный сон.
В этот таинственный час все живое набиралось сил, чтобы встретить солнце радостной песней.
Газиза не замечала ничего. Разбитая, стояла она, беззвучно рыдая. И горе, терзавшее сердце Газизы, и слезы, льющиеся из глаз, и содрогавшиеся плечи в этот час были не видимы никому. Тяжесть, задавившая ее душу, была так огромна, что не было сил идти в юрту, не было сил жить на свете.
Газиза неподвижно стояла возле юрты. От кого ждать помощи, если в этот ад кинули ее родной отец и родная мать? Кому пожаловаться? Во всем ауле она одна бодрствует среди спящих, счастливых людей, она одна не знает ни сна, ни покоя.
Словно отбившийся от каравана в необъятной пустыне одинокий, измученный жаждой путник, навсегда потерявший тропу, стояла Газиза, уронив голову на грудь.
Холодный утренний ветер заставил Газизу очнуться. Подавленная тяжелыми думами, избитая и опозоренная, она не замечала пронизывающего холода, не замечала бьющего ее озноба. Тонкое летнее платье не грело, но ни в одну юрту Газиза не могла идти до утра. Никто не должен видеть ее страданий.
И лишь когда встало солнце, добралась Газиза до Большой юрты и упала на постель.
...Газиза открыла глаза. Все давно на ногах. Она огляделась, застонала и почувствовала, что ее бросает то в жар, то в холод. Забываясь в тяжелой дремоте, она поминутно возвращалась к мучительным кошмарам минувшей ночи. Все путалось в ее голове. Но вдруг ясно представив все, что произошло ночью, Газиза потеряла сознание.
Когда наконец она очнулась, щеки ее горели, огромная глыба давила на нее, голова кружилась и раскалывалась от нестерпимой боли. Газиза попыталась встать, но тело ее оказалось тяжелым, словно прикованным к земле. Не в силах подняться, Газиза застонала. Подошла мать. Она положила руку на пылающий лоб дочери и участливо спросила:
- Родная, тебя, наверно, продуло ветром? Ты горишь вся!
Калиман устроила поудобнее постель и сама уложила Газизу. Жар у нее усиливался. Чем дальше, тем чаще бредила она. Страшные видения носились перед ее глазами.
А Исмаил в этот день, тщательно осмотрев, принял наконец калымный скот у сватов и готовился к тою.
Хотя Исмаилу, как и всем людям в ауле, было известно о болезни дочери, он не придавал ей значения и был совершенно спокоен, занятый приготовлением к приему гостей, созванных со всей округи. О болезни Газизы думал только один человек. Это был Ислам. Он сидел около постели больной, поминутно прикрывая ее одеялом, подавая ей воду, оправляя подушки.
В день тоя наехало много гостей. Они ходили шумными пестрыми толпами из юрты в юрту. Отовсюду неслись громкие песни, веселый, беззаботный смех.
После обеда все мужчины сели на коней и выехали на ближайший холм. Там устраивались конные игры, бега и состязания.
Ислам не интересовался теперь ничем на свете. Отстав от друзей, он все время проводил у постели Газизы.
К ночи гости разъехались. На вечеринке задержались лишь особо приглашенные аксакалы, джигиты, девушки и женщины. Беспечная радость царила кругом. Лились песни, звенели домбры, а у Газизы все
