Рассказы Фата-морганы - Джонатан Литтел
Мой приятель пригласил меня на празднование своего дня рождения. У входа в парадную я несколько раз позвонил в указанную квартиру: наконец женщина, явно пожилая, ответила мне слабым, едва слышным голосом: «Это не здесь». — «Но мне дали именно этот адрес!» — возмутился я. — «Я знаю, вы не первый. Но это не здесь». — «Где же тогда?» — «Не знаю». На самом деле мне нужна была квартира напротив, на другой стороне лестничной клетки; злой, я стал на улице и курил в ожидании, что придет кто-нибудь еще и покажет мне дорогу. «А, ты принес выпить, это прекрасно! — воскликнул мой друг, отметая мои жалобы на его ошибку. — Ерунда, ерунда». В маленькой квартире было шумно и людно; люди пили, разговаривали, и никакой музыки. Я мало кого там знал, кроме моего друга, по правде говоря — никого. Но люди были пьяные, оживленные, и легко вступали в разговор. Я заговорил с девушкой, русской. Она много пила и смеялась отрывистым, но приятным смехом; на одной из ее белых рук красовался ряд шрамов, толстых линий разной длины, она, по ее словам, сама это сделала, но я плохо понял, как и почему. Может быть, ей на самом деле не хотелось рассказывать. Толстая, довольно вульгарная блондинка подошла к нам и поцеловала ее; это была ее мать, уже пьяная, которую сопровождал мужчина с тщательно подстриженной бородкой, сильно моложе нее. «Мой отчим», — хохотнула молодая русская; я же продолжал пить. В коридоре еще одна женщина, видимо хозяйка, ухватила меня за шею и жадно поцеловала в рот. Я мягко ее отстранил. «Нет? Ты не хочешь?» — она посмотрела на меня, оторопев и растерявшись. «Нет, — ответил я, любезно улыбаясь, — я не хочу». — «Неважно», — бросила она в ответ, и грузно двинулась на кухню. В гостиной раздавался грубый гортанный смех матери русской девушки, от которого ее налитые груди колыхались под восхищенным взглядом ее компаньона. Ее дочь сидела за низким столиком; вместе со своими двумя подругами (близнецами, которые выглядели одинаково, но имели, судя по их разговору, совершенно разный характер, одна была нежная, кроткая, внимательная, вторая — резкая, даже взрывная, с плохо скрываемым ресентиментом, бросавшим тень на каждое ее слово) она нюхала кокаин прямо на глазах у своей матери, которая играла с кудрявыми волосами своего любовника и пила. Она тоже пила, пила методично, и уже, должно быть, изрядно напилась, но сохраняла ясную голову, была рассудительна и дружелюбна. Я, без сомнения, тоже был очень пьян. Она со мной много разговаривала, однако у меня не было ощущения, что я особенно ее заинтересовал, она могла внезапно отойти на середине фразы, оставив меня со своими подругами или с моим приятелем. Я пытался завести разговор с последним, но его речь была совершенно бессвязна, я ничего не мог понять. Его брат, который был на семь лет моложе, но чей день рождения мы тоже праздновали — один родился до, другой после полуночи, и мы плавно переходили от одного дня рождения к другому, — покачивал головой и многозначительно усмехался. Время от времени он вынимал из кармана пакетик и высыпал на столик кокаин, широким жестом приглашая присутствующих угоститься. Я при всякой возможности возобновлял разговор с молодой русской. Ее мать исчезла, женщина, пытавшаяся меня поцеловать, разлеглась возле столика и сверлила меня жадным недобрым взглядом, я же улыбался в ответ, продолжая разговаривать с девушкой. Последняя искала еще что-нибудь выпить. Все бутылки были пусты, и она не задумываясь стала брать оставленные на столе бокалы и переливать их содержимое в свой, со смехом смешивая разные вина и продолжая пить без остановки. Наконец мне удалось убедить ее уйти. На улице небо уже бледнело, она тут же затащила меня в бар, где я несколько раз ее угостил. Она перешла на пиво, я же продолжал пить одну стопку за другой. Когда она смотрела на меня, ее зрачки не только отражали мое лицо, пьяное и искаженное алкоголем, но были как будто обрамлены отражением окна за моей спиной — два черных шарика, вставленных в два лучистых квадрата. Я попытался уговорить ее пойти ко мне, но она дружелюбно и твердо отклонила мое предложение; алкоголь с кокаином переполняли, заставляли все ее тонкое тело вибрировать от нездорового возбуждения, однако она сохраняла над собой контроль. «Так не делается», — сказала она с прозрачным, слегка отрывистым смехом. Я тоже засмеялся, мы хорошо понимали друг друга. Снаружи занимался день. Садясь в такси, я предложил ей хотя бы ее подбросить, поскольку мне было по дороге, но она также отказалась и в конце концов энергично запихнула меня в машину. Когда мы отъезжали, она удалялась большими шагами, широко улыбаясь мне на прощание судорожной улыбкой, одновременно хрупкой и счастливой.
Вскоре я проникся к этой девушке самыми страстными чувствами. Я звонил ей по телефону, мы болтали, делясь ничего не значащими пустяками; она сохраняла ту же дружескую дистанцию. Я пригласил ее в бассейн, она отказалась под предлогом аллергии на хлорку, а выбраться на море ее нельзя было уговорить никаким образом. Вечером мы вместе напивались. Она учила персидский: радостно ухватившись за этот нелепый предлог, я разглагольствовал о происхождении индоевропейских языков, тему эту, я, в сущности, знал весьма поверхностно, но она доставляла мне большое удовольствие. Временами девушка со свойственной ей решительностью и конкретностью перебивала меня и внезапно, без какой-либо связи меняла тему разговора; спустя час она так же внезапно к ней возвращалась и тут же переходила к другой. Я наблюдал за ней, пока она говорила. Она вообще-то не была красива, но меня восхищало, как непосредственно и легко жили
