Наследники. Экстравагантная история - Джозеф Конрад
— Для подобных вещей нет рынка, нет публики; эта книга уже обошла все издательства. Я на подобное насмотрелся. Он никогда не добьется известности, он уже открыл свою гостиницу — и это его убьет.
Так он сказал, и говорил словно бы обо мне. Кто-то стучался в дверь — робкий стук пухлых костяшек. Звук из тех, что замечаешь не сразу. Гость, должно быть, простоял у дверей минут десять. Оказалось, это работодатель Ли — издатель моей первой книги. Наконец он открыл дверь и вошел с довольно важным видом. Чувствовалось, он собирался с духом, устрашенный интеллектом Ли, но твердо настроенный не пасовать перед ним.
Когда я представился — мы никогда не встречались лично, — прервав его начатую фразу, я словно сбил его с курса, но он, смутно признав возможность моего существования, начал заново.
Дело было довольно деликатным. Лично я сомневался бы, стоит ли о нем говорить в присутствии постороннего, даже такого недостойного внимания, как я. Но мистер Поулхэмптон не сомневался. Ему еще надо было успеть на почту до закрытия.
Как оказалось, Ли рекомендовал издать рукопись некоего Хаудена — умеренно известного писателя…
— Но от своей дочери я с тревогой слышу, мистер Ли, что рукопись… вовсе не годится… Более того, она на самом деле… и… э-э… Полагаю, уже поздно идти на попятный?
— О, для этого уже совсем поздно, — небрежно ответил Ли. — К тому же теории Хаудена продаются всегда.
— О да, конечно-конечно, — спешно перебил мистер Поулхэмптон, — но вы не думаете ли… Я имею в виду, если учесть, какой вред это может принести нашей репутации… что нам стоит уговорить мистера Хаудена принять, скажем, на пятьдесят фунтов меньше, чем…
— Полагаю, это прекрасная мысль, — сказал Ли. Мистер Поулхэмптон посмотрел на него с подозрением, потом обернулся ко мне.
— Понимаете, — начал объяснять он, — в таких вещах нужно быть очень осторожными.
— О, я все понимаю, — ответил я.
Было что-то наивное в его убежденности, будто я ему посочувствую. И он наконец преподал мне урок, как набожные тучнеют за счет неправедных. Впрочем, мистер Поулхэмптон тучным не был. Вообще-то он был довольно худым, а его седые волосы выглядели всклокоченными, несмотря на следы тщательной укладки. С его лица никогда не сходило нервное выражение. Говорили, он спекулировал на каких-то акциях, и я могу подтвердить, что говорили правильно.
— Я… э-э… полагаю, я издавал вашу первую книгу… Я на ней потерял, но уверяю, что не держу обиды… почти сотню фунтов. Но я не держу обиды…
Он был совершенно искренен. Он и понятия не имел, что меня это может оскорбить; он правда хотел быть любезным, и снисходительным, и всепрощающим. Я не почувствовал себя оскорбленным. Одежда была ему мала — по крайней мере, такое создавалось впечатление, — и он носил черные лайковые перчатки. Его взгляд не отрывался от лепнины на потолке. С того вечера я видел его довольно часто, но никогда без перчаток или с опущенными глазами.
— И… э-э… — начал он, — чем занимаетесь нынче, мистер Грейнджер?
Ли ответил, что меня принял к себе Фокс, что я далеко пойду. Я вдруг вспомнил, как говорили о Фоксе: все, кого он к себе принимал, «далеко пошли». По крайней мере, это явно видел мистер Поулхэмптон. С удивительной внезапностью он распрямился; мне это напомнило, как резко закрывается непослушный зонтик. Он стал комично и неумело учтивым — выразил надежду, что мы еще посотрудничаем в будущем; вновь напомнил, что издавал мою первую книгу (но теперь уже совсем другим тоном), и обрадовался, что в Сассексе мы соседи. Мой коттедж оказался в шести километрах от его виллы, мы даже состояли в одном гольф-клубе.
— Нужно как-нибудь выбраться на игру, а то и несколько, — сказал он. Он казался человеком, которому непросто найти с кем играть.
Затем он удалился. Как я уже сказал, он не стоил того, чтобы о нем и задумываться; но его образ мыслей, внезапная их смена меня растревожили. Это уже с абсолютной ясностью доказывало, что я «далеко пойду», а я этого не хотел — не в этом смысле. Это не так-то просто объяснить: я нуждался в работе — ненадолго, на год-другой, — потому что нуждался в деньгах, но если пойти «далеко», то искушение продолжать станет слишком сильным, а я не был уверен, что с ним справлюсь. Столь многие уже ему поддались. А что, если написать Фоксу об отказе?.. Ли снова с головой погрузился в рукопись.
— Мне отказаться? — спросил я вдруг. Хотелось решить раз и навсегда.
— О, да соглашайся, непременно соглашайся, — ответил Ли.
— И?.. — спросил я робко.
— Это твой шанс передохнуть, — подсказал он, — тебе же было тяжело.
— Наверное, если мне уже не хватило стойкости отказаться, — задумался я, — я мало что из себя представляю.
— И с этим не поспоришь, — заметил Ли. — Игра может не стоить свеч. — Я молчал. — Но все-таки надо хватать свой шанс, когда он выпадает, — добавил он.
Он продолжил читать, но снова поднял глаза, когда после размышлений я все-таки сдался.
— Ну конечно, — сказал он. — Да все будет в порядке. Ты отлично справишься. Это хорошо… и может даже быть для тебя полезно.
Так и было принято решение. Уходя, я вдруг вспомнил:
— Кстати говоря, а ты ничего не знаешь о кружке «Измерение» — «Четвертое измерение»?
— Впервые слышу, — покачал головой он. — А чем они занимаются?
— Собираются унаследовать землю, — ответил я.
— О, удачи им в этом деле, — сказал он.
— А ты сам, случаем, не из них? Как я понимаю, это тайное общество.
Но он уже не слышал. Я ушел молча.
Ночь в этом конкретном районе всегда действовала на меня угнетающе. В этот раз она меня растревожила — растревожила так же, так же подействовала на нервы, как та долина, где я шел с непонятной девушкой. Вспомнилось, как она говорила, что несет с собой будущее, что она символ моей собственной погибели — словом, вспомнилась вся ее чепуха. Я успокаивал себя тем, что просто устал, не в своей тарелке и тому подобное, что я открыт на милость любого кошмара. Я нырнул в Саутгемптон-роу. Прохожие, толпа, даже когда толкали меня, приносили с собой чувство безопасности.
Глава шестая
Была суббота, и министр иностранных дел, как было у него заведено, удалился от дел до понедельника в свой небольшой загородный домик неподалеку от
