Далайя - Абай Тынибеков
Не обременённые, как прежде, караваном, налегке, на седьмой день пути, оставив вдали по левую руку земли хаомаваргов, они приблизились с южной стороны к границам Хорезма и уже через день, пройдя вдоль них, повернув на север, остановились на отдых на берегу Окса.
Наступал вечер. Вскоре высланный вперёд дозор сообщил о приближении с востока к противоположному берегу каких-то конников. Было решено срочно переправляться через реку.
Захваченный путник был один при двух скакунах. Не желая быть пленённым, он оказал жестокое сопротивление, сразив сакского воина, и вскоре был волоком доставлен к ожидавшим у костра Далайе и Русе. Сильно израненный, он упорно молчал и с явной ненавистью взирал на пленителей.
Всё свидетельствовало о том, что он был гонцом, спешащим куда-то по особому поручению. Следовало любой ценой заставить его говорить и выяснить, что он знал: с чем, от кого и к кому был направлен.
Видя, что по своей воле вестовой ни в чём не признается и ничего не скажет, Руса взглянул на стоящего рядом десятника. Тот понимающе кивнул, крепко схватил рукой за шиворот связанного пленника и потащил его подальше, в сторону от огня. Тут же к нему на помощь поспешили двое воинов, один из которых прихватил с собой горящую корягу.
Понимая, что иного выхода не остаётся, Далайя молча отошла к воде.
Душераздирающий крик разорвал тишину. Вскоре он вновь повторился, отчего в жилах стала леденеть кровь.
Пленника, освобождённого от пут, воины подхватили под руки, приволокли и бросили перед Русой. Его низко опущенная голова гулко ударилась о землю. Собрав последние силы, упершись руками, он со стоном приподнялся. Лицо, наполовину покрытое густым тёмным волосом, было сильно обожжено. Вместо глаз чернели две окровавленные раны.
Десятник протянул Русе бронзовый медальон на кожаном шнурке. Это был особый знак гонца. Далайя подошла, взглянула на медальон и, с пониманием посмотрев на поверженного, вновь удалилась.
Из сбивчивых, часто прерываемых затруднённым дыханием слов, произносимых невнятно из-за испытываемой боли, наконец сложилось признание пленённого гонца.
Стало известно, что две соседствующие с саками персидские сатрапии уже готовятся к скорой войне с ними и что в очень близком будущем предстоит встреча Ардавы и Хадыша.
Весть была ужасающей.
Увидев, что десятник собирается прервать мучения согдийца ударом меча, Далайя окликнула его. Тот опустил меч в ожидании её указаний. Подойдя, она кивнула в сторону. Двое воинов, подхватив почти безжизненное тело гонца, оттащили его, опустили на землю и неподвижно замерли по бокам. Далайя в задумчивости присела у огня. Услышанное из уст гонца было самым худшим из всего, что она ожидала. Вновь страшная война повернула свою ненасытную пасть в сторону степи.
Полученные сведения были бесценны для саков, но они не давали ответов на самые главные вопросы: какими силами и когда начнут войну персидские подданные?
– Царь Дарий никогда не забудет похода саков в Бактрию. Он не прощает никому даже меньших посягательств на его земли. То, что сейчас затевается здесь, и есть его ответ кочевникам. Вся накопившаяся злоба перса скоро лавиной опрокинется на степь. Нам бы знать, когда произойдёт встреча правителей Хорезма и Согдианы, каковы будут их силы, в какое время и где они начнут поход, – с горечью произнесла она.
– Ты права. Персия под его властью очень сильна. Много народов, не веривших в это, он потопил в крови, – согласился Руса.
Оглянувшись на стоящих в стороне в полумраке воинов, осенённый вдруг пришедшей ему в голову догадкой, он лукаво взглянул на Далайю и произнёс:
– Мне кажется, я знаю, как нам следует поступить.
– Что ты задумал? – она посмотрела на него.
– Этот гонец очень похож на меня. Ко всему у нас есть вот это, – он подкинул на ладони бронзовый знак гонца, улыбнулся и замолчал, давая возможность женщине завершить его мысль.
– Я заметила это. Но, думаю, не следует затевать такого опасного шага. Мы не знаем обо всех условностях их связей. Малейшее упущение будет стоить тебе жизни.
– Может, оно и так, но у нас нет другого выхода. Я постараюсь быть предельно внимательным. Ты ведь слышала его слова. Времени совсем не остаётся. Тебе ещё предстоит в беседе с Турпаном настоять на отправке им гонцов к правителю тиграхаудов. Нужно решаться на объединение всех сил. Поодиночке не выстоять, – очень серьёзно произнёс Руса.
Далайя молча смотрела на него. Он был прав, и от этого ей было не по себе. Сейчас любое её возражение ему, любой её довод, отвергающий такой вариант, был бы по меньшей мере нелепым. Решался вопрос жизни и смерти тысяч её сородичей, если не судьба их всех.
Руса встал и молча направился к лежащему гонцу. Переодевшись в его одежды, повязав на шею пропускной знак, он вернулся к Далайе. Догадливые воины подвели коней чужака.
– Верю, что тебя с ним объединяет только внешнее сходство и больше ничего. Другого уподобления нам не нужно. Надеюсь, что лишь на этом всё для тебя и заканчивается, и тебя не постигнет повторение его жизненного пути, и особенно его завершение, – тихо произнесла она.
Руса, проверив упряжь закладной лошади и взяв под уздцы основного скакуна, внимательно взглянул в глаза Далайи и направился к берегу, чтобы вновь вплавь перейти реку обратно.
Вскоре его уже не было видно.
Невдалеке, внизу по течению, раздался всплеск. Обезглавленное тело согдийца было брошено в воду.
Подозвав к себе десятника, Далайя, коротко объяснила ему его задачу и вручила свой нож. Тот, взяв своего коня, следом за Русой быстро переправился на другую сторону и также исчез в ночи.
* * *
Несмотря на время, ставшее отныне особо бесценным, Далайя решила здесь, на берегу, дождаться утра. Единственной причиной, которая сдерживала женщину от скорейшего ухода в ставку к Турпану, было простое её желание как можно ближе быть к тому, кто так дорог её сердцу.
Ближе к полуночи, грохоча копытами и бряцая оружием, к кострам подошли два десятка грозных массагетских воинов из дальнего дозора. С ними были и трое всадников из охранения Далайи. Спрыгнув на землю и подойдя ближе к огню, старший дозора узнал её и почтительно склонил голову.
* * *
Верховный правитель Турпан с нескрываемой радостью и уважением встретил Далайю. Искренне почитая её, он не касался вопроса о её местопребывании весь этот долгий период и лишь осведомился о Русе, но, уловив в её пространном ответе какую-то недосказанность, очень тактично перевёл разговор на местные новости, понимая, что она не желает в присутствии посторонних людей вести беседы о себе и своём спутнике.
Закончив
