Расскажу тебе о Севере - Юрий Николаевич Тепляков

И потом уже от себя, совсем не официально.

— Ну что ж, пошли, товарищи.

Корабли вытянулись миль на восемь. Последнего судна и не видно. Лишь точками мелькают прожектора на мачтах. Сверху огни кораблей, наверно, кажутся нанизанными на одну нитку, как лампочки в новогодней гирлянде. Может, оно и так. Только в океане нитка эта уж очень часто рвется. То один то другой корабль, поймав носом «зайца» — так называют в Арктике огромные паковые льдины — отстает и тоскливо зовет: на помощь. Особенно часто нить рвется, если туман. Тогда радио на нашем флагмане редко молчит. Все зовут «Ленинград».

— Я — «Карелиялес». Хода не имею, прошу помочь.

— Понял вас, сейчас придем!

И Юлий Петрович, которому везет на туманные вахты, тяжело вздохнув и погасив сигарету, а ведь давно собирался бросить курить, снова — в который раз! — меняет курс ледокола.

Осторожно подходим к застрявшему кораблю. Крутимся, давим лед, перемалывая его в кашу, а у всех сердце стучит, ведь малейшая неточность, три метра не так — и авария. Представьте себе, какая это ювелирная работа — обкалывать корабль: 26 тысяч лошадей, брошенных ручкой телеграфа стремительно вперед, нужно схватить под узду у самого борта. Не каждому ледокольщику такое по плечу.

Медленно тянется караван вдоль черных берегов. За час — одна миля. А впереди их сотни. Вот когда нужны нервы. Вот когда вспоминаются слова знаменитого норвежца Фритьофа Нансена: отправляясь в Арктику, загрузи трюмы своего корабля терпением и еще раз терпением.

В наших трюмах терпения хватит на все дороги, куда бы они ни пролегли. Хоть и сердится Ледовитый, а мы все же идем вперед.

— Так держать,— слышу я голос капитана.

Каждое утро в своей каюте, что на нижней палубе, я просыпаюсь от сильных глухих ударов.

И поскольку человек я в принципе сухопутный, мне сперва кажется, что кто-то будит к завтраку.

— Войдите, — кричу я. Но уже через секунду понимаю, что входить-то, собственно, некому. Это льды стучат в борт.

Выглядываю в иллюминатор — белые сплошные поля до самого горизонта. Обыкновенная зима. А ведь сейчас август. Где-то шумят под Москвой леса, и птицы поют на вечерней малиновой заре.

Наш «Ленинград» словно в голубом коридоре. Сверкающие торосы громоздятся вдоль всего корабля. А рядом прохаживаются чайки и удивленно смотрят на нас: мол, куда же вы плывете, милые, впереди льды еще толще.

Плыть-то можно, если бы еще не этот проклятый туман. Странный он сегодня какой-то, вроде слоеного пирога. Милю пройдешь — светло, потом неожиданно падает белесая стена, а через милю — вновь чисто, только вздохнешь: опять в Арктике вата. Да, туманы — самый страшный враг. Враг подлый и нудный. Когда он рядом, караваны вести все равно что драться стенка на стенку в сплошной темноте. Кто, кого, как? Ничего не поймешь. Лишь одни синяки.

За ночь досталось и нашему каравану. Вчера рядом с нами шел танкер «Комсомолец Украины». Странно на него смотреть. В высокие широты он попал сразу из тропиков, и впечатление такое, будто и самому кораблю холодно. А про команду и говорить нечего. В новеньких шубах — видно, только куплены — выходят на палубу и долго смотрят, как наши ребята, засучив рукава, в одних ковбойках, лихо красят фальшборт. Смотрят южане и все не верят: в Арктике и без шубы.

— Эй, Одесса! — кричат ребята на «Комсомолец Украины».— Ну, как идем?

— Как на лыжах! — слышим мы ответ.

Хохочет весь «Ленинград», от мостика до машинной команды. Весело было с ними идти. Но ночью южанам все-таки не повезло. Огромные льды словно ножницами остригли у танкера все лопасти винта. Корабль завыл сиреной, умоляя не бросать в море. Его дотащили до Шмидта и оставили водолазам.

Ночь помяла бока и другим судам. Не забыл океан и про флагман. В паковых полях «Ленинград» потерял лопасть. Можно представить себе эту ледяную махину, нанесшую удар, если лопасть весит семь тонн, да и отлита она из самой прочной стали. Теперь она лежит где-то на дне, а мы идем вперед, «прихрамывая на левую ногу».

Настроение у всех ниже среднего. А тут еще в рубку принесли радиограмму. Вижу пометку — аварийная.

Радирует капитан дизельэлектрохода «Амгуэма»:

«В 12 милях от Шмидта сели всем днищем на мель. Грунт мягкий. Пока никаких повреждений, выбрасываем за борт воду. Следующая связь в 16 часов. Ивашин».

Неприятность большая. Все еще помнят, как у того же мыса Шмидта погибал «Енисей». Спасали его две недели. А сколько это трудов, сил, нервов. И вот теперь новый корабль попал в ледовую ловушку. Да, грустновато. Это может изменить все наши планы. Может, придется даже лететь на вертолете к месту аварии. А пока наш капитан отдал приказ:

— Ледоколу «Ерофей Хабаров» покинуть караван, идти на выручку «Амгуэмы».

О случившемся уже знает штаб морских операций в Певеке. К мысу Шмидта поднялся самолет. В Арктике объявлена тревога. Арктика готова к борьбе.

На мостике тишина. Только короткие слова команды. Все молчат. Как-то неловко сейчас вести обычный разговор. Время вроде не то. Только молчание такое здорово выматывает нервы. Выручил всех капитан-наставник Николай Федорович Инюшкин.

— Черт возьми, место какое странное. Вроде и спокойное, а иногда вот такие номера выбрасывает.

Это он, конечно, из-за «Амгуэмы». Иначе чем же еще ему не нравится мыс Шмидта.

— Помню, как раз здесь, где мы сейчас идем, затерло льдами теплоход «Моссовет». В 1947 году. Ну-ка, штурман, дай взгляну карту. Ну, точно, здесь и лежит старина, прямо по курсу, два кабельтова справа. Погода была нормальная. Никто и не ожидал сжатия, а раздавило — только косточки хрустнули. Правда, никто не погиб. Последним сошел тогдашний капитан «Моссовета» Готский. И знаете, чего он задержался? Кота Афанасия по всему судну искал, а тот и ухом не вел. Спит себе и во сне песни мурлычет. Так спящим его Готский и принес. Помню, Афанасий был чернее сажи, тут сразу все и поняли, почему корабль утонул. Шутка-шуткой, а с тех пор в Арктике черных котов я не видел.

Все улыбаются. Ну вот и исчезло нервное напряжение, будто пришел волшебник и сотворил маленькое, но такое нужное и хорошее чудо.

Удивительный этот человек — Николай Федорович Инюшкин. В высоких широтах плавает с незапамятных времен, фактически самый опытный ледовый капитан. Как говорится, «в Арктике не одного белого медведя