Цветочная сеть - Лиза Си

Было около четырех утра, когда Дэвид и Хулань покинули кафе. Едва они вышли на улицу, вокруг засветились огоньки портативных камер, а к лицам потянулись разномастные микрофоны: журналисты, охотящиеся за новостями для криминальной хроники, завалили их обоих вопросами. Дэвид взял Хулань за руку, и они протиснулись сквозь толпу к его машине. По дороге к Голливуду он держал одну руку на руле, а второй крепко сжимал холодную ладонь Хулань.

Съехав с автострады, Дэвид отпустил руку Хулань, чтобы сосредоточиться на неровностях дороги в Бичвуд-каньоне, чуть ниже знака «Голливуд». Он загнал автомобиль в гараж, открыл дверь в дом, набрал код безопасности, чтобы снять сигнализацию, и повел Хулань через кухню в гостиную. Она прильнула к арочному панорамному окну и застыла, глядя на рассыпавшиеся внизу огни города. Сколько раз за прошедшие годы Дэвид грезил об этом моменте? Но сейчас, глядя на профиль Хулань, вырисовывающийся в тусклом свете, он ощущал только отчаянную грусть.

— Хочешь выпить? Бренди? Воды? Чашку чая?

Она повернулась и сказала скорбно:

— Я чувствую себя ответственной за случившееся.

— И я, Хулань, но мы не виноваты. Кто же знал, что все так обернется.

— У них были семьи?

— Ноэль не женат. Господи, он совсем юнец, еще толком и не пожил. А Чжао? Я читал его досье, но не помню, что там говорилось.

Хулань потерла глаза. Сказать было нечего.

Дэвид взял ее под руку:

— Пойдем спать.

В постели Дэвид прижал Хулань к себе, и вдруг ему страшно захотелось рассказать ей обо всем, что он держал в себе с тех пор, как впервые увидел ее в Министерстве общественной безопасности.

— Ты не спрашиваешь о моей жене, — сказал он.

— Это не имеет значения.

Слова прозвучали искренне, но Дэвид возразил:

— Я не хочу больше секретов. Если сегодня вечером нам и показали что-то… Жизнь коротка. Будущее неопределенно. Это избитые фразы, Хулань, но в них есть правда. — Он крепко обнял ее. — Я просто не хочу, чтобы прошлое стояло между нами. Ни сейчас, ни когда-либо в будущем.

Он ощущал ее дыхание на своей груди.

Наконец Хулань сдалась:

— Расскажи мне о ней.

— Мы встретились на свидании вслепую. Джин тоже была юристом, и Марджори — помнишь ее? — свела нас. Именно Джин впервые предположила, что я смотрю на произошедшее между нами неправильно. Ты бросила меня худшим из возможных способов. Не дала мне шанса попытаться тебя переубедить. Не дала шанса спорить. Должно быть, у тебя сразу был такой план, а значит, ты поступила по отношению ко мне злонамеренно. Когда я это осознал, то возненавидел тебя. Потому что я слишком любил тебя, пока мы были вместе. Потому что ты солгала мне. Потому что я не мог перестать любить тебя, хотя ты принесла мне столько горя…

— Мне очень жаль…

— Нет, позволь мне закончить. Мы с Джин поженились очень быстро. Можно сказать, я просто отыгрывался, стремился поймать Джин в ловушку, прежде чем она сбежит, или же мне хотелось доказать самому себе, что я могу удержать женщину. Оглядываясь назад, скажу честно, что до определенного момента мне это удавалось. Я отдал браку очень много сил. Мы купили дом. Наши карьеры шли в гору. У нас появились общие друзья, и мы вместе ездили в отпуск. Я хотел иметь детей. Но правда заключалась в том, что я не любил Джин.

— Тебе не обязан мне такое говорить.

— Но это правда, — признался Дэвид. — На протяжении всего нашего брака я продолжал вспоминать о тебе. Я пытался представить, что ты подумала бы при виде моего дома. Что ты подумала бы при виде ожерелья, которое я купил Джин на день рождения. Что ты подумала бы, увидев нас с двумя детьми, собакой и — о господи, даже не знаю — «вольво»?

— Поэтому ты развелся с ней.

Дэвид горько рассмеялся:

— Она сама от меня ушла. Джин часто припоминала мне роман с тобой. Называла тебя призраком, который угрожает нашему счастью. Но когда брак уже затрещал по швам, она ушла не из-за тебя, а из-за моего решения перейти в прокуратуру США. «Зачем оставлять частную практику, когда дела идут так хорошо?» — говорила она, имея в виду другое: зачем оставлять приятную высокооплачиваемую работу в пользу тяжелой и низкооплачиваемой? Что я мог ответить? Что вспомнил твои слова о добре, когда мы обсуждали, что с помощью закона могли бы сделать мир лучше? Даже через пять, семь, десять лет после твоего исчезновения я все еще думал о тебе, все еще беспокоился о том, как ты воспримешь меня, если мы когда-нибудь встретимся снова.

Хулань ждала, чувствуя, что Дэвид еще не закончил.

— А потом наступил момент, когда я не мог вынести мысли о том, что мы можем снова встретиться, а мне будет нечего рассказать о себе, кроме того, что я подал очередной иск, написал еще одно заявление и выставил счет на две тысячи часов, — продолжил он. — В этой стране много говорят о том, чтобы оставаться верным себе, о кризисе среднего возраста, о жизни здесь и сейчас. Я перешел в прокуратуру США, зная, что этот шаг оттолкнет Джин. Но я понимал, что это моя единственная надежда вернуть себе ощущение того, кто я такой. Никого в прокуратуре не интересовали проблемы азиатской организованной преступности, поэтому я попросил Роба отдавать мне такие случаи. Пристал к нему как банный лист и к Мадлен тоже. И все время — независимо от того, выигрывал я дело или проигрывал, — я надеялся на встречу с тобой.

— И вот мы встретились. — Хулань приподнялась на локтях и пристально посмотрела на него. — Но ведь ты же понятия не имел, чем я занимаюсь. Ты слепо полагался на судьбу и все же отыскал меня.

— Я тебя люблю, — просто сказал Дэвид.

Хулань опустила голову, а когда подняла ее, Дэвид увидел, что у нее в глазах блестят слезы.

— Я тоже тебя люблю, — прошептала она.

— Теперь мы снова вместе, и я не хочу расставаться.

— Я не знаю…

— Тебе необязательно возвращаться в Китай. Можешь жить здесь. Я