Азимут между пламенем и порчей - Павел Николаевич Корнев

Я в несколько длинных глотков допил чай, поднялся на ноги и выудил из кошелька несколько мелких монет, дабы рассчитаться за напитки.

— С бумагами полный порядок. Можете ознакомиться с ними сами.

Поверенный вытянул за цепочку карманные часы, отщёлкнул крышку и сказал:

— Сейчас у меня дела, посему предлагаю встретиться в гостинице в пять пополудни. Заодно обсудим дальнейшую линию поведения и мой гонорар. Дело о похищении и убийствах — это не совсем одно и то же что и злостное нарушение общественного порядка.

С этим было не поспорить, но проигрыш в суде грозил несравненно большими неприятностями, так что торговаться я не стал и протянул молодому человеку руку.

— Договорились!

За сим мы с ним и распрощались. Он поспешил по своим делам, я вернулся в «Небесную жемчужину», поднялся на третий этаж и отпер номер. Перво-наперво завалился на кровать, но сразу собрался с силами и пересел за стол. Разворошил свои заметки со схемами арканов, а когда не обнаружил среди них бумаг о передаче Мелкой и Плаксы под опеку церковного приюта, выдвинул из тумбы один за другим все ящики. Те оказались пусты.

Уверен был, что никуда целенаправленно документы не прятал, и всё же достал из-под кровати вещмешок и распустил завязки. Пахнуло вонью горелых тряпок, а на отрезе материи, в которую было завернуто зачарованное ядро, обнаружились подпалины, но на моё счастье и удачу жильцов соседних номеров приток энергии во время вчерашнего небесного прилива в достаточной степени подпитать порчу не сумел. Разве что шар зачарованной стали до сих пор был чуть тёплым на ощупь, а багряные разводы на его боках едва заметно светились. И ещё металл показался самую малость липким. Я даже вытер ладони после того, как его обратно в тряпицу завернул.

Документов в мешке не обнаружилось.

Встревожился я по этому поводу?

Ничуть!

«Придётся снова наведаться в канцелярию епископа и переговорить с отцом Калёным, — решил я, поднимаясь с колен. — Сдерут денег, конечно, за копию поручения, но это всё пустяки».

Всё пустяки. По сравнению со вчерашним — так уж точно.

Я поглядел на стеклянные ёмкости с головами Пламена и Псаря, и во рту проявилась горечь желчи. Захотелось схватить банки и выкинуть в окно, едва сдержался.

«Это всё пустяки», — мысленно повторил я, тут-то и раздался стук в дверь.

— Войдите! — рыкнул я, а когда через порог шагнул отец Шалый, не заподозрил даже, скорее уж каким-то неведомым чутьём угадал, что визит священника отнюдь не случаен и прямо связан с исчезновением из номера документов. Точнее даже — с претензиями ко мне со стороны дома Синей птицы, и вот это уже никакие не пустяки.

Снова в какую-то нехорошую историю втравить попытаются!

Глава 2

15−3

Виду я не подал, разве что спросил излишне резко, даже не потрудившись изобразить радушие:

— Чем обязан, отчим?

Тот с какой-то очень уж неопределённой улыбочкой осмотрелся и сказал:

— Да вот пришёл услышать из первых уст о твоих приключениях. — И тут же смерил тяжёлым взглядом, поправился: — Точнее, о злоключениях!

Я беспечно фыркнул и плюхнулся на кровать.

— Скажете тоже — злоключениях! — Но сразу перестал валять дурака, приподнялся на одном локте и потребовал объяснений: — И потом: какое дело церкви до моих злоключений?

Отец Шалый прикрыл за собой дверь, подошёл к столу и кинул на него кожаный офицерский планшет, взял графин и наполнил водой стакан. Меленькими размеренными глотками осушил его, затем промокнул выступившую на залысине испарину и лишь после этого сказал:

— Церкви есть дело решительно до всего. Особенно до тех, от кого одни сплошные неприятности!

В голосе священника прорезалось раздражение и даже злость, но я и бровью не повёл.

— Мне уже доводилось слышать такое в свой адрес, — признал с показным смирением и тут же уколол собеседника требованием: — Документы на бочку!

Тот нисколько не переменился в лице, разве что я углядел некий намёк на брезгливую гримасу, а вот изобразить недоумение собеседник не посчитал нужным.

— Стали бы мы их изымать, чтобы так просто вернуть! — фыркнул Шалый, подошёл к окну и заложил руки за спину. — Это попросту нерационально.

— И как это понимать?

— От некоторых людей одни только сплошные неприятности, — повторил священник, глядя на площадь перед управой.

— Понял уже! — рыкнул я. — Дальше что?

— Дальше? — озадачился Шалый, обернулся и вновь уставился на меня. — Дальше я скажу прямо: у меня из-за тебя проблемы, Лучезар!

И пусть всякого в жизни повидал, но тут чуток не по себе стало. Ссориться с Шалым откровенно не хотелось.

Я поднялся с кровати, по примеру собеседника наполнил стакан водой и осушил его, после заявил:

— У меня, знаете ли, тоже проблемы! Один человек свёл с людьми, которые использовали втёмную.

— Ничего такого не предполагалось!

Я покачал головой.

— Но получилось! — Припечатал стакан к столешнице и потребовал объяснений: — Ну и что я на сей раз сделал не так? Речь же о сиротском приюте, правильно понимаю?

Отец Шалый отошёл от окна и плюхнулся в кресло, устроил костистые ладони с длинными узловатыми пальцами на подлокотниках и усмехнулся.

— Достаточно уже и того, что ты попросил меня об одолжении, а я тебе его оказал.

— Ближе к делу!

Шалый откинулся в кресле и произнёс совсем не то, что мне хотелось бы услышать:

— С сиротской общиной оказалось не всё чисто. Твоя Плакса рассказала кое о чём, что потребовало дополнительной проверки, а когда её слова подтвердились, было уже слишком поздно заметать следы.

Я не удержался и фыркнул.

— Ни в жисть не поверю, будто меня отправили в Ежовичи по воле случая!

Священник покачал плешивой головой.

— Так и было!

— Ну да! Ну да!

— Так говорят, и ни ты, ни я обратного доказать не сумеем. А вот чего никто оспорить не сможет, так это того факта, что ты разворошил осиное гнездо. И поскольку я попросил за тебя, крайним в столь прискорбном развитии событий выставляют именно меня. — Священник улыбнулся, но доброты и веселья в его улыбке не набралось бы и на грош. — А я крайним становиться не намерен!

— Хотите сделать козлом отпущения меня?

Шалый покачал головой.

—