Цветочная сеть - Лиза Си
Хулань наконец улыбнулась. Она взглянула на Питера, который настолько сосредоточился на подслушивании, что даже перестал выкрикивать оскорбления в адрес других участников дорожного движения.
— У нас в министерстве есть пространство для маневра при допросе свидетелей.
— Да уж, наслышан, — сухо процедил Дэвид.
— Но я стараюсь, чтобы свидетели сами начинали рассказывать. Китайцы скрытные люди, мистер Старк. Здесь любой понимает мощь министерства, но иногда отсутствие давления лучше демонстрации власти. Скажем так, сила в молчании.
— Согласен, отличный метод. Свидетель чувствует себя обязанным заполнить пустоту. Порой самые ценные сведения добываются именно так.
— Да, верно, но я имею в виду даже нечто большее. В Китае есть свои особенности: если человеку позволяют высказать свои мысли, даруют свободу говорить открыто, бдительность притупляется и мысли льются потоком.
— Ты думаешь, с послом это не сработает?
— Американцам доступна любая свобода, которую они только пожелают. Возможно, даже слишком много свободы. По-моему, если бы посол заполнял долгую паузу, он придумал бы какую-нибудь небылицу.
— Но почему?
— Не знаю.
— Я смотрю на этого человека и вижу политика. Ни больше, ни меньше. Похоже, он тебе просто не нравится.
— Верно. Что-то в нем действует мне на нервы, как говорят у вас в Америке.
— Я бы сказал, что все как раз наоборот, — сказал Дэвид.
— Может быть.
— Возвращаясь к моему первоначальному вопросу: он поменялся?
— Да такой же фанфарон.
— Он не производит впечатление скорбящего отца.
— Люди по-разному переживают горе, — задумчиво протянула Хулань.
Она повернулась и посмотрела на бесконечную череду машин. Питер излил из окна целый поток проклятий.
Главный офис «Китайской земельно-экономической корпорации» представлял собой мерцающую башню из стекла и белого гранита. В вестибюле красовалась экспозиция фотографий, отражающая деятельность конгломерата: плотины, сдерживающие коварные реки; несущиеся в космосе спутники и сходящие с конвейера боеприпасы; тысячи рабочих, производящих спортивную обувь; бодрые крестьяне, использующие современное оборудование для повышения производительности; врачи, выписывающие лекарства улыбающимся матерям с детьми. В центре вестибюля застекленные хромированные витрины демонстрировали успехи различных подразделений и дочерних компаний корпорации. Компания «Десять тысяч облаков» производила дождевики, защитные шляпы и калоши. Фирма «Наше время» выпускала часы, где минутную и часовую стрелку изображали руки знаменитых политиков. Фармацевтическая компания «Панда бренд» поставляла фасованный женьшень, травяные смеси, сухие цветы и толченые оленьи рога.
Дэвида и Хулань проводили прямо в элегантный офис Гуан Минъюня. Мебель обтекаемой формы из розового дерева излучала мягкий свет. Несколько больших букетов тубероз и красноватых лилий наполняли помещение тяжелым ароматом. Картины на стенах — пунцовые холсты с черными иероглифами — усиливали драматический эффект, напоминая о кроваво-красных стенах Запретного города.
— Хуаньин, — поднимаясь, по-китайски приветствовал гостей Гуан Минъюнь, а потом повторил на безупречном английском: — Добро пожаловать.
— Как поживаете, господин Гуан? — спросила Хулань. — Позвольте мне представить вам помощника прокурора США Дэвид а Старка.
— Я перед вами в долгу, ведь вы проделали столь длительный путь. Но прошу вас, пожалуйста, садитесь. Вы уже поели? Чай пьете?
Господин Гуан, мы сыты, спасибо. Чай мы любим, но пили его перед самым визитом к вам, — сказала Хулань.
Пока Гуан Минъюнь добродушно препирался с Хулань по поводу чая, Дэвид понял, почему бизнесмен добился таких успехов. Патрик О’Келли упоминал, что Гуану семьдесят два, но китаец выглядел человеком в самом расцвете лет — подвижным, физически подтянутым, проницательным, с крепким рукопожатием. В отличие от прочих китайцев — хотя, вообще-то, Дэвид не так уж много их знал, — Гуана, похоже, совсем не заботило, что его могут подслушивать, И лишь печаль в карих глазах свидетельствовала о трауре.
— Нет, чаю вам придется-таки выпить, — принял решение Гуан Минъюнь, и секретарь, попятившись, тихонько удалилась из кабинета.
Хулань, аккуратно сложив руки на коленях, мягко произнесла:
— Господин Гуан, очень жаль, что приходится тревожить вас в такой момент,
— Я хочу предоставить вам и адвокату Старку как можно больше информации.
— У вас есть идеи, как ваш сын попал на борт «Пиона»?
— Я никогда не слышал об этом судне и уверен, что сын тоже ничего о нем не знал. Я растерян и не могу этого объяснить.
— Вам известно, мистер Гуан, что смерть вашего сына может быть связана со смертью сына американского посла?
— Известно, и я опять-таки в замешательстве. Как столь ужасная вещь могла случиться и с Билли, и с моим мальчиком?
— Вы знали Билли Уотсона? — недоверчиво спросил Дэвид.
— Разумеется, знал. Он лучший друг моего сына. Они всегда были вместе, не разлей вода.
Хулань без промедления попросила:
— Расскажите нам о них. Как они познакомились? Чем занимались вместе?
Гуан Минъюнь понизил голос, описывая отношения между юношами. Они встретились летом после назначения посла Уотсона. Гуан Минъюнь устроил прием у себя дома, и там присутствовала вся семья Уотсонов. Два парня быстро сдружились. Вскоре Билли стал частым гостем в квартире Гуана в Пекине и на семейной прибрежной вилле в Бэйдайхэ.
С приходом секретаря Гуан Минъюня разговор прервался. Девушка налила чай в фарфоровые чашки с изысканной ручной росписью в виде пагод и жанровых сценок, поставила блюдечки с арбузными семечками, арахисом и солеными сливами. Как только секретарь вышла, Гуан Минъюнь возобновил свой рассказ. По окончании средней школы № 4, где обучались отпрыски всех важных шишек Пекина, Хэнлай подал заявление в Университет Южной Калифорнии и был туда принят. Гуан Минъюнь разрешил сыну поехать в Лос-Анджелес только потому, что Билли Уотсон также собирался посещать этот колледж. Потом Хэнлай решил, что больше не хочет продолжать учебу, и вернулся в Пекин. Гуан Минъюнь был этому несказанно рад.
— Мы с женой очень дорожили сыном и скучали без него.
— И чем он занялся по возвращении домой? Работал на вас?
— Мой сын не интересуется бизнесом, но он молод, — ответил Гуан Минъюнь, переходя на настоящее время. — У него своя квартира. Свои друзья. Он все еще мальчик, хотя совсем другой — не такой, как вы в его возрасте, и уж тем более я. Настали другие времена. Нынешние дети не знают, что такое борьба, что такое тяжелая
