Фасциатус (Ястребиный орел и другие) - Сергей Александрович Полозов
Заблудившихся иностранцев, сующих бумажки с написанным по-русски адресом и готовых меня расцеловать за объяснения по-английски.
Веселых недорогих проституток, со смехуечками разъезжающих либо до, либо после работы.
Щупленького американца, не верящего в то, что я действительно бывал в его родном Гейнсвилле в центральной Флориде (потрясающее дело — у них там огромное озеро-болото целиком ушло под землю в карстовую воронку; гул стоял по округе несколько часов; все черепахи обсохли).
Частного шофера, которому нужно было немедленно купить колесо для «кадиллака» своему капризному двадцатилетнему боссу. Он проголосовал мне у «Октябрьской» на Ленинском проспекте, держа в руках здоровый полиэтиленовый пакет (как оказалось потом — с деньгами), в тот день, когда перед Васькиным днем рождения у нас с Лизой не было ни копейки, и я специально выехал ранним утром с четкой задачей — набомбить ребенку на подарок и на угощение его гостям. Проездили с этим шоферюгой от бизнеса полдня по рынкам и толкучкам, и я заработал немыслимую по тем временам сумму, превышающую мой годовой докторантский доход; Бог послал…
Кооперативщиков и «челноков» — некоторые из них пытались вести себя как новые русские, расплачиваясь «не глядя» заранее разложенными по разным карманам определенными и хорошо им известными суммами.
Но в ненастную, холодную или грязную мокрую погоду, возвращаясь из Москвы домой в Балашиху, я не брал платных пассажиров. Проезжая по шоссе Энтузиастов автобусную остановку у «Кинотеатра «Слава» или у «Шестидесятой больницы», я заранее примечал среди молчаливо ожидающих фигур особо невзрачных, «простых» женщин с детьми, которые даже не обращали внимания на поток машин, озабоченно высматривая никак не приходящий поздний, переполненный автобус. Притормаживал за остановкой, шел назад и незаметно спрашивал:
— Вам куда?
— Нет-нет, спасибо, я… мы не можем платить.
— Куда вам?
— Нам далеко, в Новую Деревню.
— Садитесь, подвезу.
— А как же…
— Садитесь! Или вы детей специально здесь мытарите?..
Это не к вопросу о том, что я хороший или старался кому-то (или самому себе) казаться таковым. Это к вопросу о перемещении пассажира, собственная скорость которого равна нулю, «из точки А в точку В»…
Каким же отрадным приключением оказывалась для детей поездка на шикарной машине «Жигули», какое настороженное расслабление выражали зажатые лица взрослых. А одна бабушка совсем уж усталого деревенского вида, явно не понимая происходящего и маясь неудобством ситуации, переспросила все же по дороге для верности: «Сынок, но ведь ты понял, что денег-то у меня нет?..»
Я не думаю, что меня на том свете ждут награды, и я не пытаюсь их заслужить, но если мне все же когда-нибудь воздастся хорошим за что-либо, то именно за то, что я всегда брал бесплатных попутчиков. Не для будущей награды брал, а вспоминая себя, голосующего в разные годы на разных дорогах, машины, подвозившие меня или проносящиеся мимо, и думая о том, что попутка — важное дело в нашей жизни».
36
Не печалься… твое появление здесь предначертано судьбой…
(Хорасанская сказка)
В тот, не самый веселый для себя день я сидел на пыльной обочине у выезда из Кара-Калы, без особого рвения впустую голосовал редким машинам и представлял, как Зарудный, год в год, сто лет назад, в 1886 году, тоже был здесь один (пройдя в одиночку вдоль всего Сумбара). И еще я думал о том, что это великое дело — иметь возможность побыть в интересной природе одному… Я вяло убеждал себя в том, что все происходящее со мной и с моими расстроенными планами — к лучшему.
Не имея выбора, я собрался в единственное доступное мне без собственного транспорта, населенное и полностью освоенное место, где мы со Стасом видели пару орлов во второй раз четыре года назад.
Подвез меня тогда разговорчивый туркмен на «Волге» с коврами на сиденьях, шелковыми кистями на окнах и с треснутым ветровым стеклом, из которой я, доехав до места, выгрузил все тот же акушерский саквояж и рюкзак со спальником, свитером и парой банок консервов.
Место, которое я выбрал на этот раз, было не просто красиво — оно было исключительно, компенсируя примечательностью ландшафта прозаическую освоенность человеком.
Узкая долина Сумбара, зажатая высокими скалами, соединяется в этом месте с ущельем, подходящим с севера. Живописные открытые склоны чередуются с пластами скал, создавая подобие неких сказочных многоэтажных дворцов. Сложность расчлененного рельефа определяет многообразие условий обитания для животных и растений, поэтому обозримое пространство буквально наполнено жизнью, которая хлещет из всех пор. Этому обилию и разнообразию не мешало даже то, что, по сравнению с местами, где я хотел бы сейчас находиться, это место было почти городом.
Подо мной в долине был маленький поселок: виноградник, огороды и несколько домиков. В загородке под нависающей скалой умиротворенно помахивал хвостом прекрасный гнедой конь. Около домов ходили куры и индюки. Из тандыра (круглой глиняной печки во дворе) вился еле заметный прозрачный дымок растопки — туркменка, громко перекликаясь с кем-то в доме, готовилась печь чурек. Седобородый аксакал, в черном тельпеке, пижамных штанах, заправленных в носки, и в неизменных туркменских остроносых галошах, неторопливо прочищал лопатой арык около виноградника. И что не лезло совсем уж ни в какие ворота — на пасеке около русла Сумбара громко играл магнитофон…
Картина эта, при всей своей красоте, повергла меня сначала в транс, а потом — в кокетливое мазохистское умиление: «Что я здесь делаю? Не проще было бы высматривать ястребиного орла прямо из своего московского окна? Или, чего уж там, глядя в телевизор…» Еще я вспоминал свою первую встречу с фасциатусом, и мне казалось то ли мистическим знамением, то ли вселенской иронией то, что в самый первый раз я видел пару этих птиц почти вплотную, очень низко и разглядев во всех деталях; так близко редко видишь даже очень обычных хищников. Что это было? Вызов? Подсказка? Подарок? Перст судьбы?
Размышляя об этом, я залез по крутому склону на выбранную точку, устроился и начал наблюдать.
Все было как-то некругло, писать рутину о происходящем вокруг не хотелось, я просто сидел и смотрел. На неугомонных сорок в ежевике около Сумбара. На людей около домов. На изредка проезжающие машины. На песчанку, перебежавшую дорогу, и на здоровенную гюрзу, непростительно медленно переползающую проезжую часть точно по следу песчанки и явно принюхиваясь — вышла на охоту.
Место под солнцем
