Криминальный Екатеринбург. Совпадения не случайны - Андрей Васильевич Кабанов

У нас был такой следователь по особо важным делам, он и сейчас живой. Мильман. Горбун. Страшнее его не было. Все расстрельные дела были его. Он все их вёл. Его купить было невозможно, а потом, значит, П. арестовали первый раз. Миша Кучин едет, покойник, и всучивает Мильману сто тысяч долларов, со слов Миши Кучина. И он их взял. И потом говорил в близком кругу, что я дебил, что раньше не брал, и что жизнь прекрасна и удивительна. Существуют женщины, существует коньяк, существует просто другой мир. А он просто был обижен на весь мир – и он «тытым-тытым-тытым». Он, когда ещё был в этой злой атмосфере, он у нас человек пять посадил. Он нас ненавидел. Посадил за дело, но он был очень способный следователь, потому что он по своей злобе вгрызался. И вот результат.

– А раз первый раз взял и потом дальше стал брать, да?

– Конечно! Сейчас он какой-то адвокат там, такой манерный, у него квартира, и у него всё нормально. То есть, он жизнь познал. Вот так вот. А может и хорошо, что взял. Представляешь, он по своей злобе такие вещи творил, ладно бы он это из принципа делал.

– Да не жизнь он познал, а потреблядство.

– Конечно. Но это я с его слов говорю: «Я познал, что жизнь может быть совсем другой». Он и, будучи горбуном, мог бы быть в шоколаде. Просто с любовью к людям относись и всё. Я знаю кучу ментов, к которым вопросов нет. Они нормальные менты, у них дети, они любят весь мир. У него работа такая. Я таких встречал. Тот же Тихомиров, такой был дяденька. Если его так встретишь, ну, хрен скажешь, не догадаешься, кто он. Он по особо важным выезжал от Свердловской области. Там дел, типа «Елисеевских гастрономов», было полным-полно. Он в команде был очень способный. И весь Верх-Исетский район был Тихомирова.

У него всегда шапка такая кроличья, вверх ухо, он такой в очках, хрен кто скажет, что это полковник по особо важным делам. Но он, блин, не столько разговаривал, он помогал, если видит, а он людей видел насквозь, как рентген, то он этому человеку мог помочь. Чтобы он, ну, как можно меньше срока получил, чтобы как-то помочь ему, если тот начинал сотрудничать. То есть, он на самом деле был мент до мозга костей, следователь. Но у него задача была не посадить, а задача разобрать, выявить преступления и человеку, если есть возможность, помочь. Там таких много. Таких до хрена, а Мильман был злой очень, его задача была довести до вышки, но это в советское время было. По своей злобе он озлоблен на весь мир.

– А вопрос: а почему ты решил не избираться повторно в Городскую Думу?

– Ты знаешь, я от нее устал. Натурально устал. И я начинал уже злиться, потому что ты сделать ничего не можешь. Ну, рассказал, и ты уже знаешь, – клоун такой, шут. Всем всё рассказываешь, всем всё говоришь, а сделать ничего не можешь. И зачем мне это? Мне нервы-то что, не нужны? Там же война, постоянно война, только тебе стрелять нельзя, а если ты стреляешь – у тебя патроны холостые, ну и что? Ты стрельнул в них, и пролетело мимо. Ну и нахрен мне это надо всё? Не в коня корм.

– Понял.

В/ч 020/08. Группа «Зодчие». 1979 год

Разговор седьмой

Фонд и диаспоры

(Нарковойна. Завязавшие. Межнациональная рознь. Принцип гостя. Пример Кадырова)

– Слушай, а вот всё-таки, сейчас лирики чуть-чуть, но ты, всё-таки, повспоминай какие-то детали, которые ты не проговаривал нигде. А что, это правда, что вы с Варовым создали фонд, и вас даже поддержали бандосы?

– Подожди-подожди. Как нас поддержали бандосы, если я бандос и был?

– А ты бандос и был?

– Смотри-смотри. Мы когда создали фонд, сами того не желая, мы подняли настоящую войну, нарковойну, да? Против ■■■■■■■■■■. А то ведь почти весь город ■■■■■■■, все ■■■■■■■■. И бандиты ■■■■■■■■, и коммунисты, и баптисты, и верующие и не верующие, и простые, и не простые, все употребляли наркотики. Поэтому была эта общая война, а когда Великая Отечественная война, там уже никто не разбирается: был ты раньше белогвардейцем, был ты красногвардейцем, все встают, берут оружие и идут воевать. Поэтому и здесь произошло то же самое. Вставай, страна огромная, вставай на смертный бой. И, конечно, мы встали во главе.

Потому что мы этот город знали «от и до» и, самое главное, мы никого не бздели, мы были изнутри. Мы знали преступный мир, мы знали мир партийный, мы знали политический мир, то есть, это наше одно большое одеяло, мы всё про всех знали. И нам было проще, и те, с кем мы общались, они почти все вместе с нами были. Я, например, с ворами был, да. У нас воров здесь было столько, что ты с ума сойдешь.

– Здесь, за этим столом сидели?

– Да и сюда приходили, и на Изоплит (т.е. в реабилитационный центр фонда) приезжали. И Тимур, и Трофа, вот. И нам спокойно, мы с ними разговаривали, и они нас поддержали. Все же понимали, что это та тема, которая коснулась всех, и все понимали – это говно. Причем, я тебе скажу, на любом уровне начиная от воров, все говорили: «Это говно». Многие из них употребляли, но всегда говорили – «это говно, и если есть возможность не употреблять – не употребляйте!» Но я ведь видел, что это говно делало с людьми. Там был такой А. – вор, его потом убили, так он сам жрал это говно, ну, килограммами.

– Слушай, а вот вопрос, а было ещё вот в этой, как ты её назвал – Великой Отечественной Антинаркотической войной – а был в этом ксенофобский момент?! Сейчас объясню: против цыган, против таджиков.

– Не было такого никогда. Никогда такого не было. Ксенофобия…, да блин, вот удивительная, смотри, вещь. Очень удивительная. У нас получилось по православному, мы боролись против этой заразы, да? Но мы не ставили во главу угла национальность. Причём, я ведь по своему детству, по географии не мог быть ксенофобом, сейчас объясню. У меня отец работал в семнадцатом интернате (сейчас ГКОУ СО Школа-интернат № 17) завхозом. А там цыган вокруг полным-полно, это