Империя Рюриковичей (V-XVI вв.). Русская экспансия - Сергей Владимирович Максимов
Внезапно появившаяся в конце XV в. русская поместная система была необычайно схожа с турецкой1476. В двух словах, костяк османского войска составляли «тимариоты» или «сипахи» – конные воины, для обеспечения которых султан выделял поместье, называемое «тимаром». Размер поместья исчислялся в денежном доходе. Начальный тимар, дававшийся молодому воину, назывался «сабельным» и обычно приносил доход, равный десяти московским рублям1477.
В Московии воину за службу стали давать поместье с крестьянами, остававшееся при этом государственной собственностью. Новоиспеченный помещик получал лишь платежи, зафиксированные в переписных листах. Начинающему воину, «новику», выделяли 150 десятин земли с десятью крестьянскими дворами. Бояре и воеводы получали до 1500 десятин и за это должны были приводить с собой дополнительно наемных слуг или боевых холопов. Дворянин, состарившийся на службе, сохранял право на часть поместья – «прожиток». Если сын помещика поступал вместо него на службу, то имел право на первоначальный участок земли1478.
Внедрение поместной системы полностью решило проблему с военными кадрами в Московском государстве. В конце XV в. Иван III мог в короткое время собрать войско в 100 тысяч сабель. Как считают специалисты, на Западе в это время не было столь крупных армий1479.
Новгородская республика стала первой московской колонией, где местных землевладельцев массово лишили собственности, чтобы отдать ее военным слугам великого князя. С этого момента 100-тысячная русская армия становится дополнительным двигателем территориальной экспансии.
С ее появлением порочный круг русского колониализма замкнулся; после захвата Новгорода в Москве постоянно думали, как бы прибрать к рукам побольше земель и нарубить в них «дачи» для новых дворян.
Эпитафия на гибель Новгорода
В ряду последовавших при Иване III территориальных захватов присоединение Новгорода, как мы уже видели, было не случайным. В низовской Руси этот город-гигант всегда недолюбливали. С одной стороны, завидовали его независимости и богатству, с другой, подозревали в связях с католическим Западом и ненавидели за разбойничьи походы «ушкуйников», частенько разорявших волжские прибрежные города1480. «Вот чем, – писал В.О. Ключевский, – объясняется радость, с которой низовая Русь встретила разгром Новгорода при Иоанне III. На новгородцев здесь привыкли смотреть, как на крамольников и вероотступников, вознесшихся гордостью»1481. «Неверные, – писал московский летописец, – исконе не знают бога; а эти новгородцы долго были христианами, а под конец стали отступать к латинству; великий князь Иоанн пошел на них, не как на христиан, а как на идолопоклонников и вероотступников»1482.
И действительно, весь этот далекий от Москвы северо-западный край был особым местом, со своей уникальной исторической и культурной спецификой. Москва действовала против него так, как если бы завоевывала удаленную морскую колонию. Разница была лишь в том, что между Москвой и Новгородом простирались не морские глади, а густые, труднопроходимые леса.
Последнее и самое очевидное, что следует назвать среди причин уничтожения Новгорода, это его богатая пушная торговля.
По мнению Москвы, Новгород оттягивал на себя слишком большой кусок пушного экспорта. По свидетельству итальянца Контарини, в 1476 г. Новгород являлся главным портом русского Севера, где скапливались в большом количестве драгоценные меха, шедшие на вывоз во Фландрию и Верхнюю Германию1483.
Москва до захвата Новгорода торговала пушниной со странами центральной Германии, Польшей и южной Европой, куда вывоз шел через Кафу. После ликвидации новгородской независимости северо-европейское направление пушной торговли досталось московским купцам. Доходы от продаж теперь в изобилии оседали на берегах Москва-реки. Московский пушной рынок с его соболями, лисицами, горностаями, белками и рысями, добыча которых происходила «за много дней пути от города Московии, больше в областях на северо-востоке, на севере и <…> на северо-западе»1484, богател и развивался за счет присоединения обширных колониальных владений.
Конец тверского государства
Следующая очередь после Великого Новгорода была за Тверью.
Хотя Тверское княжество заметно ослабло в середине XV в., однако, по сведениям Матвея Меховского, тверичи все еще могли выставить в случае войны «не менее сорока тысяч вооруженной знати»1485. Вместе с зависимыми Холмским, Зубцовским и Клинским княжествами их армия возрастала до 53 тысяч человек1486. Тверь была большим, хорошо укрепленным городом. Помимо обширного населения в нем имелся прочный дубовый замок1487.
Великий тверской князь Михаил Борисович приходился Ивану III шурином. Однако родственные связи не мешали Ивану третировать и унижать тверского государя. Их владения соприкасались своими границами. Это приводило к частым стычкам и спорам служилых людей.
Иван III крайне остро реагировал на малейшие действия против его слуг. Если там, где «межи сошлись с межами, обидят московские дети боярские, – писал летописец, – то пропало; а если тверичи обидят, то князь великий с бранью и угрозами посылает к тверскому, ответам его веры не дает, суду быть не позволяет»1488.
Напомню, что продолжительная пауза, в ходе которой Москва мирилась с независимостью Твери, началась в 1446 году. Тогда тверской князь Борис Александрович помог Василию II Темному разбить Шемяку и вернуть московский трон. За эту услугу Тверь получила сорок лет относительно спокойной жизни, в течение которых ни Василий Темный, ни его сын Иван не покушались на ее независимость.
Тверские князья, со своей стороны, вели себя тихо и старались не раздражать грозного соседа1489. Однако такое положение дел вело Тверь к политической деградации.
Постепенно тверские князья теряли важные династические связи: сначала с Москвой (1468 г.), когда умерла тверская жена Ивана III Мария Борисовна, а потом и с Литвой (1483 г.), со смертью жены Михаила тверского Софьи1490.
Тверские котировки устойчиво падали вниз, и вместе с ними из Твери в Москву перебирались честолюбивые тверские бояре, желавшие служить первому из всех князей Русской земли.
Тверской сепаратизм упал почти до нулевой отметки, когда у Михаила Борисовича появилась возможность жениться в третий раз. Его избранницей стала внучка польского короля и великого князя литовского Казимира IV.
Сторонники великой и независимой Твери, прозябавшие в хроническом унынии, воспряли духом и устремили взгляды на запад1491. Женитьба была задумана в 1483–1484 годах. По предварительной договоренности тверской князь Михаил после свадьбы должен был стать вассалом польского короля.
Эта перспектива совпадала с чаяниями тверских патриотов, ибо давала возможность Тверскому государству не опасаться Москвы. Впрочем, пример с Новгородом показывал, что ни Польша, ни Литва, ни обе они вместе не готовы были воевать с таким противником, как великий московский князь. И тем не менее сношения продолжались, пока тайное не стало явным.
К 1485 г. тверской «заговор» был раскрыт,
