Норд-Ост - Алексей Игоревич Иващенко
В деле о том, как сгинул Ваш брат!
Нет, Вы обязаны помочь!
Пусть уберётся из Москвы!!
— Доколе ж можно портить людям кровь,
Интриговать и угрожать?
— Ну вот, я вижу, Вы не прочь…
— Уж не надеетесь ли Вы
Завоевать Катюшину любовь
Путём угроз и шантажа?!
Ну что ж, валяйте, ворошите наше грязное бельё,
Спешите точки расставлять над Ё!
[набережная реки Москвы]
(влюблённые)
Окрасит закат
Столбы и мосты
В такой волшебный цвет,
Что растеряешься ты.
И сердце стучит
И в горле комок,
Как много ты сказать хотел,
Но снова не смог.
Хватит молчать, смелей!
(Саня Кате) (Хор)
— И… И если бы не Чкалов… Как трудно найти
А он помог! Простые слова
Я повторю на самолете маршрут «Святой Марии»!
И кружится, как много лет назад, голова.
ГлавСевМорПуть даёт добро! И вновь не о том,
Катя! ГлавСевМорПуть!!! Взгляни ей в глаза!
Вот… Неужто это всё, что ты хотел ей сказать?
Что я несу?! Что ты несёшь!
Катя… Молчи!
(Саня)
Почему, почему в тот вечер ты отвернулась от меня?
Воды так много утекло,
Что время, как разрыв-трава
Нас друг от друга отсекло
И не дает найти слова.
(хор)
Девять безумных лет
Вы этого ждали дня.
Что ж вы молчите теперь,
Свой счастливый билет не ценя?
(Саня) — Катя…
(хор) — Сдует с кормы норд-ост
(Саня) — Ты мне веришь?
(хор) — Весь старый, ненужный хлам,
(Саня) — Где-то среди замерзающих звёзд,
Где-то там,
Где кончается земля,
Там в безмолвии седом
Средь обломков корабля
Скрыта правда подо льдом.
Я отыщу её, чтоб доказать!
То письмо ледяной стеною
Девять лет меж тобой и мною.
То письмо… Я дурак бездушный,
Но ведь мама твоя… — Не нужно.
Мне пора, много дел на вечер.
— До свиданья. — Пока. — До встречи?
(Саня и Катя порознь)
Встревоженное сердце в тишине
Колотится в груди упруго.
Ах, как же нелегко вблизи, наедине
Услышать друг друга
И выпустить на волю из горсти
Слова, что столько лет таились,
Слова, что к облакам способны вознести,
Их нужно только вслух произнести.
[ГлавСевМорПуть]
(секретарши хором)
Как широка страна моя родная,
Ни ближних и ни дальних концов в ней не найти.
Как управлять такой, никто не знает,
Ведь каждый в ней дерзает
И всякий в ней стремглав летит!
Ах, ах, ну полный швах!
И все хотят на веру,
И все хотят без сметы,
А где же аргументы,
Где численный расчёт!?
Во всём должна быть мера,
На всё должно быть вето,
С печатью документы,
Порядок и учёт! (2 р.)
(Саня Григорьев) — Я из восьмого летного отряда
С командировочным листом,
Военбилет при мне…
— Билет не надо!
— Мне бы отметочку…
— Потом!
— Так мне сюда?
— Никак не разберу я!
— Так я пройду?
— Конечно, нет!
— Но почему?!
— Вам в семьдесят вторую!
— Но я там был!
— Сейчас обед!
(секретарши хором)
Нельзя же так на веру,
Нельзя же так без сметы,
Должны быть аргументы
И численный расчёт!
Во всём должна быть мера,
На всё должно быть вето,
С печатью документы,
Порядок и учёт!
— А как же он? — Есть нужды, по которым
Нельзя тянуть! — Вот это да!
А я три дня хожу по коридорам
И тоже срочная нужда!
— А ну потише, Вы здесь не шумите!
— Нет, я нарушу ваш покой!
— Вы кто такой?
— Я негр Тити-Мити.
— Да Вы… Да Вы… Вы кто такой?!
— Меня зовут Григорьев Александр.
Живу я на вокзале, я круглый сирота…
— Псих!
(секретарши хором)
Нельзя же так без спросу,
Нельзя же так без сметы,
Где факты, аргументы
И письменный расчёт?
На сложные вопросы
Поступят в срок ответы.
Должны быть документы,
Порядок и учёт! (4 раза)
(Саня, Ромашов, Николай Антонович)
— Саня! Григорьев! Черт побери!
Искренне рад такому сюрпризу!
— Здраствуй, Ромашка, здраствуй, подлиза!
— Саня! — Кончай пускать пузыри!
Ты-то чего здесь оказался?
Да уж не ты ли, часом, воду здесь мутишь?
— Ты что?! — Гляди, как дам — так улетишь!
— Ты чего, это вовсе не я,
Это наш старикашка проказит.
Он боится, что твой перелёт
Воскресит его старый грешок.
Он тут ползает словно змея,
Он использует старые связи
И уж точно на всё, что угодно, пойдёт,
Лишь бы замысел твой растереть
В порошок!
— Ты давай не крути, ты и сам не зеваешь!
— Я вообще на твоей стороне.
— Ишь, как заворковал!
Что ж тогда девять лет
Ты такую улику скрываешь?
Я-то знаю, что ты то письмо своровал!
— Ну, не делай такое лицо,
Понимаю твое раздраженье.
Да, ты был оклеветан, увы,
И, естественно, жаждешь суда.
Ты получишь свое письмецо,
Но уж сделай и мне одолженье:
В сорок восемь часов уберись из Москвы
И не лезь в наши с Катей дела
Никогда!
(Николай Антоныч)
— Я, похоже, помешал?
(Саня Григорьев)
— Нисколько, Николай Антоныч!
Видите ли, только что, с настойчивостью чрезвычайной
Верный ассистент Ваш, не стесняясь, предлагал мне помощь
В том, чтоб опозорить Вас навек.
— Да-да, весьма печально…
— Он, подлец, припас на Вас опасный компромат!
