Особый отдел империи. История Заграничной агентуры российских спецслужб - Александр Николаевич Борисов
Летом 1859 года Герцен ожидал приезда Тимашева в Лондон и готовился встретить его во всеоружии. Но управляющий III Отделением тогда так и не доехал до Лондона. Столицу Англии Тимашев посетил зимой 1860–1861 года во время своего второго «полицейского» путешествия по Европе. В конце декабря 1860 года Герцен и Огарев писали издателю «Daily News»: «…английским читателям, быть может, небезынтересно узнать, что генерал-адъютант его императорского величества Тимашев, шеф русской тайной полиции, при содействии штата отборных шпионов выполняет в настоящее время в Лондоне специальное поручение. Мы имеем основание думать, что поручение это связано с попыткой раскрыть имена некоторых корреспондентов Колокола…» Однако Тимашеву не удалось добиться от английских властей запретительных мер в отношений издательской деятельности Герцена и Огарева, а также установить поименный состав корреспондентов «Колокола» в России. Герцен имел полное право заявить: «Тимашев, как ни езди в Лондон и каких мошенников III Отделение ни посылай, ничего не узнает — за это мы ручаемся». Издатели «Колокола» умели хорошо хранить редакционную тайну.
Находясь в Лондоне, Герцен постоянно испытывал к себе и своему окружению пристальное внимание со стороны III Отделения. Шпионы русской политической полиции бесцеремонно лезли не только в его типографию, но и в собственный дом. В отчете III Отделения отмечалось, что с начала 1862 года было организовано «самое близкое секретное наблюдение как за политическими доходцами, так и за их посетителями в Лондоне и Париже». Завоевать доверие Герцена пытался приехавший из Петербурга действительный статский советник «астроном» М. С. Хотинский. Но уже вскоре, в апреле 1863 года, Герцен разоблачил его как агента-осведомителя.
В архиве III Отделения сохранилось множество агентурных и жандармских донесений за те годы о Герцене и близких к нему лицах. Тяжелый удар делу «Колокола» и всему революционно-демократическому лагерю был нанесен летом 1862 года вследствие некоторой неосторожности самого Герцена и беспечности его окружения. Усиленная полицейская слежка за движением лондонских изданий и личными посетителями Герцена в конце концов увенчалась успехом. Охранке удалось установить связи Герцена с петербургскими радикалами. По доносу лондонского агента III Отделения Перетца на пароходе при возвращении в Петербург был арестован отставной коллежский секретарь П. А. Ветошников, у которого при обыске были найдены зашифрованные письма Герцена, Огарева и Бакунина к разным лицам, а также списки и адреса некоторых герценовских корреспондентов. Жандармы сумели разобраться в довольно примитивном шифре. Тогда и возникло известное «Дело о лицах, обвиняемых в сношении с лондонскими пропагандистами», которое явилось тяжелым ударом по русскому освободительному движению, потянув за собой многочисленные аресты и чудовищную провокацию, закончившуюся беззаконным и подтасованным осуждением на каторгу Чернышевского.
«ДОБЫТЬ И ДОСТАВИТЬ!»
Князь-эмигрант П. Долгоруков и его архив. — Заметки о главных фамилиях России «графа Альмагро». — Ссылка Долгорукова. — О пользе дворянских выступлений против деспотизма. — «Декабристский список» Долгорукова. — Политические прожекты князя-демократа. — Эмиграция Долгорукова и попытки его полицейского кузена вернуть князя в Россию. — Заграничные публикации Долгорукова. — «Петербургские очерки». — Война царских властей с заграничными изданиями Долгорукова. — Борьба Герцена и Долгорукова за рассекречивание прошлого. — Месть царского правительства князю-оппозиционеру. — Завещание Долгорукова. — Приказ Александра II об изъятии архива покойного князя. — Личная заинтересованность шефа жандармов П. Шувалова в получении долгоруковского архива. — Агент III Отделения Романн-Постников в поисках архива Долгорукова. — Умение Герцена распознавать агентов охранки. — Романн-Постников входит в доверие хранителей архива Долгорукова. — Список архива в руках агента охранки. — Сделка по купле-продаже архива. — Переговоры Романна-Постникова с Герценым. — Приложение к «Колоколу». — Рекомендации Романна-Постникова III Отделению.
В 1868 году охранка успешно провела поиски и пересылку в Россию ценнейших документов князя П. В. Долгорукого, умершего в эмиграции. При жизни Долгоруков имел теснейшие сношения с широкими либеральными и демократическими кругами в России, а с другой стороны, хорошо знал структуру III Отделения и лично его руководителей. Историю «долгоруковских бумаг» кропотливо изучал Н. Я. Эйдельман. В частности, в книге «Герцен против самодержавия» историк подробно касается этой темы.
Князь Петр Владимирович Долгоруков (1816–1868) — потомок знатнейшей княжеской фамилии, непосредственно происходившей от древнего князя Михаила Черниговского, причисленного к святым. После скорого и неудачного завершения придворной карьеры молодой князь, с высшего одобрения, в 1840 году начинает писать многотомную «Российскую родословную книгу». Для своего сочинения он узнает, собирает, систематизирует разнообразные секретные документы, рассказы, слухи. Однако, как выяснилось позже, эта работа позволяла отставному камер-пажу накапливать грозный заряд обиды, мстительности, честолюбия, своенравия и, наконец, свободомыслия.
Первый тревожный для власти сигнал о направлении долгоруковских занятий поступил уже в 1842 году, когда под псевдонимом «граф Альмагро» князь напечатал в Париже «Заметки о главных фамилиях России», вышедшие на французском языке. В этой книге он, между прочим, настаивал на том, что Романовы, воцаряясь в 1613 году, обещали советоваться с русским народом, но вскоре позабыли свои конституционные заверения. На российском троне усмотрели главную мысль сочинения Долгорукова в том, что свобода России присуща изначально, а деспотизм начался с царствующей ныне особы. Бенкендорф с трудом выманил Долгорукова из Парижа в Россию. Сразу по возвращении проштрафившийся литератор был арестован и отправлен на службу в Вятку. Бумаги, конфискованные у Долгорукова при аресте, осели в секретных государственных архивах. Из ссылки опальный князь написал Бенкендорфу, что смиренно принимает перемену местожительства, но, согласно закону о вольности дворянской, никто не может заставить его служить. Царь был так изумлен этой дерзостью, что велел «освидетельствовать умственные способности» Долгорукова, но все же от службы освободил, а вскоре и вернул из ссылки: «Слишком знатная фамилия и влиятельная родня!»
Князь продолжал свои генеалогические занятия, но после полученной встряски сделался много осторожнее. По замечанию Н. Я. Эйдельмана, «его сложные оппозиционные настроения не выветрились от вятских морозов. Уже в это время аристократический протест „боярина" Рюриковича соединялся с мыслями о пользе различных дворянских выступлений против деспотизма. В частности, Долгоруков видел в своих действиях продолжение декабризма, претендуя на историческое наследство людей 14 декабря». Возможные репрессии только за одно упоминание о прежних русских свободах и свободолюбцах только усиливают интерес князя к этим предметам. В архиве Долгорукова, среди прочих, оказывается секретный документ о декабристах. Это список осужденных
