Война - Всеволод Витальевич Вишневский

жизни. Их устрашающе мало… А вдруг убьют?.. Кто заснул тут же на траве, кто молится, а кто при огарке письмо прощальное пишет…

***

На Юго-Западном фронте русская армия готовилась к новому наступлению. Союзники неотступно, попрежнему требовали от России помощи; в Ставку летели телеграмма за телеграммой. Австрийцы продолжали громить Италию, и — чтобы Ломбардия не была под Габсбургами — вновь должна была наступать русская армия. Чтоб окончательно избавить Францию от падения Вердена — русская армия вновь должна была отвлекать на себя военные силы Германии. Дорогой ценой платили русские солдаты по кабельным векселям, выданным царской Россией английским и французским капиталистам.

Рассветало. Гвардия еще дремала в тишине. Над болотом слева стоял туман. Затихло все. Только какие-то птички чуть чирикали.

В шесть часов утра русская артиллерия открыла огонь. Из лесов, с опушек, из лощин, из-за дальних строений били сотни батарей разных калибров. Тяжелые орудия слали снаряд за снарядом. В ушах надолго оставалось, слышное даже сквозь гул разрывов, шуршание пролетавших над окопами снарядов. Где-то совсем близко оглушающе палили трехдюймовки.

Земля отдавала солнцу место приближавшейся атаки — и солнце уничтожило туман. Тогда предстали окопы противника. В безветрии над ними нависли дымы. Дымы колебались от новых разрывов, от колоссальной силы стремительного движения воздушных волн. Ввысь взлетали камни, доски, балки, колья, ветви и еще что-то неразличимое.

Офицеры ходили по окопам морского батальона, молча наблюдая за людьми, прислушиваясь к их словам. Офицеры таили беспокойство: как пойдут гвардии матросы? Настроения некоторых уже внушали опасения…

Гвардейцы выглядывали из окопов:

— Ну и ну!

— Сила.

— Попади в такое.

— Выбьет их вчистую?

— Вроде…

— Не усидеть беднягам.

— Хоть и немцы, а ведь как мы, не по своей воле воюют…

Они прежде всего расценивали происходящее применительно к себе, и в голосах их слышалось сочувствие солдата к солдату, выраженное скупо и просто.

Снаряды шуршали, выли, свистели, шипели, гудели. Офицеры нарочито громко восторгались необычайной силой русской артиллерийской подготовки. Только полуротный — мичман — ходил задумчивый, помалкивал.

Над немецкими окопами пылали пожары, клубы дыма уже поднялись высоко в небо, глухо, со скрежетом рвались снаряды, снаряды, снаряды. Высохшая под солнцем земля превращалась в пыль, смешивалась с толченым камнем и бетоном, с взлетавшими на воздух деревьями и бревнами. Дым, сгущавшийся с каждым часом? все больше и больше, окутывал на многие версты линии немецких окопов. Сотрясение земли передавалось и русским линиям.

Артиллерия мешала небо с землей.

Постепенно огонь и разрушения в окопах противника влияли на настроение враждебно и мрачно ждавших приказов солдат и матросов. Противник молчал, и им казалось, что у немцев все уничтожено, что можно одним рывком добежать до их окопов и быстро завершить неизбежную атаку.:

Сразу подметив перемену настроения в окопах, офицеры подзадоривали, бодрили людей, убеждая их в несомненной победе.

— Бьет Россия!

— Не то, что было!

— Любили немцы пятнадцатый год — отомстим в шестнадцатом.

Матросы повеселели. Покрикивали:

— Го-го! Глянь — артиллерия садит!

— Расея и взаправду голос дает! Шевелись-вертись!

Чай вскипятили, хлебают, хлеб жуют с салом, поглядывают.

Офицеры ходят довольные, сдерживают улыбки: просить роты, видно, не придется — все сами рвутся.

Шесть часов мешала артиллерия небо с землей. К полдню и резервы подтянулись ближе.

Время атаки приближалось.

К двенадцати стало в окопах потише: весело глядеть на артиллерийскую подготовку, а в атаку идти — дело другое. Прощаются со своими отделениями гранатометчики и те, которым проволочные заграждения резать поручено.

— С богом!

Лестницы в окопах поставлены, ступеньки отрыты для выхода.

По телефонам сверяются тысячи ручных и карманных часов. По первым линиям сквозь гул идет передача: «Без пяти-и двенадца-а-ать». Все притихли. Земля еще сильнее гудит, дрожит. Артиллерия бьет сильнее.

Поправляют бескозырки матросы, пояса подтягивают. Кто ранец или скатку бросает, чтоб идти налегке. Некоторые кадровики, постепенно разгорячаясь, играют винтовками, как некогда на площадях столицы, вспоминают Гвардейский экипаж, казарменный плац: «Вперед коли, назад коли!» Пришло, кажись, время попробовать…

Артиллерия переносит огонь в глубину расположения противника, на погашение его батарей.

Полдень!

Гвардия начинает атаку 15 июля 1916 года.

Безлюдное пространство палимой солнцем долины Стохода разом покрывается ринувшейся вперед пехотой… Винтовки на руку, равнение направо. Офицеры — впереди. Шеренги вспахивают своим ходом поле пшеницы.

Одновременно над ними, в том же направлении, рассекая воздух, летят снаряды. И все движение на запад венчается плотными, ровными грядами бурлящих, воинственных облаков, несомых благоприятным ветром, вещающим, что нет опасности от газов.

Полдень!

— Вперед!

Вместе с гвардией идут в атаку и матросы. Немецкие окопы в пшенице… Матросы на ходу мнут, валят хлеб, хлещет пшеница по сапогам. Эх, жаль хлеба! Снаряды русские свистят… Дальше, дальше бьют! Бей!

Роты ускоряют свой ход, развивая огромную силу удара.

Разом в ответ хлестнули немцы. Слева наискось забили пулеметы — в упор по частям, а над головами лопается немецкая шрапнель. Хлопает, сверкает, бьет. Держись, земляки! Делать теперь нечего! Немыслимо идти молча в атаку. За триста шагов до немецких окопов загремело «ура», и бешено кинулись матросы вперед.

Глушит, хлещет немец. Сидел в укрытиях, в своих «лисьих норах», молчал, а когда надо — вылез. Достань его в норе!

Несутся роты вперед. «Ура» все яростнее и яростнее… Но звучит оно не былой удалью, а отчаянием и злобой… У самого окопа — гранатометчики кидают гранаты. И все с хода вниз: в окоп. Вот они, враги!

Первая цепь летит по окопу. Окоп — глубже сажени, широкий. Схватились… Бой идет в окопах. У одного из немцев застрял в груди русский штык — вогнал его матрос со всей силы. Немец глядит на грудь свою, сам руками помогает матросу вырвать обратно штык и… мертвый обвисает…

Вторая цепь летит. Кто-то смаху бросает гранату. Грохот, подорвались и свои и чужие.

— Полундра!

— Сто-о-й! Свои!

Окопы разворочены. Завалены трупами и ранеными. Двигаться дальше еще труднее, но все еще бегут вперед, кто поверху, кто по ходам сообщения. Цепи смешались — здесь и матросы и солдаты…

— Вперед! Не останавливаться!

Гвардия прорвалась в третью линию окопов. Устали, задохлись от бега, залегли, притихли…

Атакующие пытаются разобраться: что же произошло, что происходит и что будет дальше?..

Немцев уже почти не видно. Ушли, что ли? Попрятались? Отход немцев скоро получил свое объяснение.

***

Молчавшая германская артиллерия внезапно открывает огонь. Буйному огню русских она противопоставляет свою выверенную, точную систему.

Занятые русскими окопы обстреливаются методическим, все сметающим огнем. Применяется расчет: на каждые сто метров окопов тысяча двести легких и тысяча четыреста тяжелых снарядов, срок — три часа.

Интервалы между